Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

Особое беспокойство вызывали действия отрядов в Приханкайском крае (территория к западу от железной дороги Никольск-Уссурийский – Спасск, у озера Ханко), где установилась настоящая «партизанская республика». Сюда был направлен Западно-Сибирский отряд, Иркутская пешая и Петроградская конная дружины Земской Рати. В течение 19–28 августа партизанские отряды были разгромлены и отступили из занимаемого района. Но после проведения военной операции необходимо было добиться установления стабильной местной власти.

В докладной записке о боевых действиях Западно-Сибирского отряда, в частности, отмечалось, что, хотя население края в большинстве положительно относится к уходу партизан («давно нужен был порядок»), но настроения крестьян неоднозначны: «возрасты старше 35 лет – монархические; 25–35 – безразличные или республиканские; моложе 23 – скорее всего анархические. Коммуне, за исключением небольшого числа зеленой молодежи, никто не сочувствует и ее не желает. Белые и красные одинаково всем надоели (примечательная оценка. – В.Ц.). Чрезвычайно вредной для белых является память о деятельности Калмыкова и разных карательных отрядов. В целом население желает порядка и определенной сильной власти… Вынесению населением красных резолюций… содействует полное отсутствие всякой работы в противовес красным и информации. Разгон НарСоба Меркуловыми известен населению, произвел нехорошее впечатление, подтолкнул в сторону красных, и население сказало, что лучше Д.В.Р., чем власть Меркуловых. В целом – желание установления скорого государственного порядка, ограждение личной и имущественной безопасности, безразлично кто бы это ни дал».

Вместе с тем доклад делал в целом оптимистичный прогноз в отношении будущего края: «В результате… работа красных разрушена и влияние их среди населения чрезвычайно подорвано. Предотвращена налаженная уже мобилизация, дававшая красным в этом районе до 4 тысяч бойцов. Продемонстрированы наши силы и идеология. Особо должен отметить интерес населения к Земскому Собору, многие просили дать им Грамоту и указы Правителя, но, к сожалению, приходилось в некоторых случаях отказывать за израсходованием этих документов… Уничтожена организованная власть Д.В.Р. в крае, и установлена связь с населением Правителя Приамурского Земского Края».

Вывод доклада был весьма показателен, с точки зрения расчетов на предполагаемую поддержку белой власти со стороны местного населения, в случае развития наступательных операций Земской Рати: «Прошедшее в Приханкайском крае является логическим следствием оставления населения предшествующей властью на произвол судьбы и отсутствия информации. Дабы удержать край от дальнейшего брожения, необходима немедленная административная работа способных и честных агентов власти, необходим суд, поскольку даже уголовные преступники не наказаны и гуляют на свободе. Необходима настойчивая политическая работа и информация, и в 2–3 месяца край может успокоиться совершенно, если эта работа будет вестись в умеренном направлении и без передержек, имея задачей переработать на нашу идеологию старшие возрасты и лучшую часть молодежи, зачастую идущую влево только из-за жажды новинки и молодого антагонизма старикам».

Поэтому восстановление местного самоуправления были крайне важно. Согласно Указу Правителя от 29 августа поселковые общества и станичные атаманы должны были озаботиться проведением выборов представителей на общий Съезд Приханкайского края[1187].

Память о «карательных акциях Калмыкова», конечно, не способствовала росту доверия к белой власти. В Приморье осенью 1922 г. репрессивная практика неизбежно должна была измениться. Регулироваться должна была и деятельность контрразведки, для чего предполагалось усиление полномочий прокурорского надзора.

Интересно в этой связи содержание Указа Дитерихса № 13 от 21 августа 1922 г., изданного в условиях начавшейся борьбы с большевистским подпольем и в преддверии ликвидации партизанских отрядов в Приханкайском крае: «18 августа в Никольске мне пришлось наткнуться на случай «ликвидации» агентами контрразведки без суда захваченной комячейки представителей советской власти. Способ ликвидации без суда – есть способ, воспринятый от большевиков в ряду тех многочисленных, но грустных по морали и опасных по беззаконию явлений, которыми одарило нас революционное время.

Ныне для Земского Приамурского Края социалистическое революционное время окончено и вся жизнь наша должна становиться на здоровые, национальные законные начала. Поэтому никаким «ликвидациям» не должно быть места в рядах агентов исполнительной власти Земского Приамурского Края, и на тех, кто не способен этого сознавать по собственной морали, я не могу смотреть иначе, как на людей, слишком впитавших в себя яд большевистской заразы беззакония, и потому и не отличающихся по нравственности от тех элементов большевистских деятелей, которых они «ликвидируют».

Я не допускаю смертной казни без суда, причем право конфирмации приговоров, даже военно-полевых, оставляю исключительно за собой, но, кроме того, ставя в основу борьбы с коммунизмом Веру и Церковь, признаю, что смертная казнь явится моральным противоречием духу христианского учения…».

Генерал-Прокурор должен был представить Дитерихсу «соображения об установлении нового вида наказания взамен смертной казни для коммунистов и для примыкающих к ним, как по социалистическим воззрениям, так и по характеру деятельности преступников», с тем расчетом, чтобы с «применением нового вида наказания названные преступники будут обезврежены на будущее время для тайной работы среди массы населения».

А в Указе Правителя Приамурского Края (№ 25 от 29 августа 1922 г.) смертная казнь, как форма репрессии, отсутствовала. Это не означало отмены смертной казни вообще, а ее применение только в исключительных случаях и при условии утверждения (или «конфирмации») смертного приговора самим Правителем. Для тех же, кто «будировал население и препятствовал Власти в ее работах по насаждению в Крае законности и правопорядка», предусматривались оригинальные санкции: «отпустить по домам под надзор соответствующих сельских обществ», «уговорить отстать от преступной работы и вернуться к своему мирному очагу», или «выслать с семьями из пределов Приамурского Земского Края в сторону так называемой Дальневосточной Республики, на Хабаровск».

Переход к подобного рода наказаниям сопровождался юридическими ссылками на п. 4. ст. 105 «Правил о Положении Усиленной Охраны Устава Благочиния и Безопасности» (т. 14 Свода Законов Российской Империи, 1916 г.). Примечательно, что аналогичная репрессия (высылка в ДВР) предполагалась и по отношению к тем жителям белого Приморья, которые являются либо атеистами, либо не принадлежат ни к одной из традиционных религий и, следовательно, не могут быть приписаны к местному приходскому самоуправлению[1188].

23 августа 1922 г., в соответствии с указом Дитерихса, Штаб Земской Рати, Канцелярия Правителя и постепенно формировавшиеся структуры Земской Думы переехали в Никольск-Уссурийский – «ближе к фронту». Выехал вместе с семьей в Японию С. Д. Меркулов (Н. Д. Меркулов выехал в Шанхай). А 2 сентября 1922 г. Штаб Земской Рати приказал частям Земской Рати перейти в наступление вдоль Уссурийской железной дороги в общем направлении на Хабаровск. Повторялась, по существу, «схема» прошлогодней операции – Хабаровского похода. Основной удар наносили каппелевцы, ижевцы и воткинцы Поволжской группы (Рати) генерал-майора (ставшего «земским воеводой») В. М. Молчанова. Почти одновременно в наступление перешли полки армии ДВР. В ходе встречных боев части ДВР отступили, и Земская Рать заняла ст. Шмаковка, хотя овладеть мостом через р. Уссури не удалось. Боевые операции осени 1922 г. проводились вдоль линии железной дороги от ст. Уссури до Владивостока и – против партизанских отрядов – в уссурийской тайге и предгорьях Сихотэ-Алиня. И хотя Дитерихс неоднократно предпринимал попытки перехода к наступательным действиям Земской Рати, их эффективность была низкой, и какого-либо значительного «расширения территории» не достигалось.