Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

дело сотрясали удары огромных камней, выпущенных из метательных машин, чью конструкцию усовершенствовал Эркенберт, Шеф разглядел исполинские орудия через чудом уцелевшую подзорную трубу. Мог бы и не стараться, все равно северянам сейчас нечего противопоставить этим требушетам.

Казалось, военный совет Шефа погрузился в апатию и отчаяние. Даже Бранд, похоже, помышлял лишь о том, чтобы достойно встретить смерть.

«Но это неправильно, – сказал Шефу внутренний голос. – Они знают, насколько плохи наши дела. Но они не знают, насколько плохи дела у противника».

Врагам тоже был нанесен немалый урон – и при пожаре, и при обстреле из дротикометов, и в бесчисленных ночных стычках. Считалось аксиомой тактики, что тяжеловооруженных всадников нельзя использовать в ближнем бою ночью, когда слишком велики напрасные потери среди этих умелых и ценных воинов. Однако именно так поступил император.

Армия Пути лишилась своих боевых машин. Но когда-то северяне умели сражаться и без катапульт. Еще не все потеряно.

Взгляд Шефа упал на длинные жерди, которые кто-то сложил у парапета. Король и не знал, что их несут с собой, увидел бы – запретил. Но раз уж они здесь… Да, вот и Толман прячется за зубцом, невольно втягивая голову в плечи каждый раз, когда каменная кладка сотрясается от нового удара.

Шеф постарался придать лицу бодрое и веселое выражение. Подошел к испуганному мальчику.

– Подумываешь о полете? – заговорил он. – Наверху безопасней, чем здесь. Поднимись-ка и разведай, что задумал неприятель. Квикка! Распакуй тюки и собери змея. А где твой зуб, укусил что-то твердое?

Квикка и его люди переглянулись и принялись натягивать холсты на жерди. В неволе они прожили дольше, чем на свободе, и рабские привычки вернулись без промедления.

– Он уже забыл, что ударил тебя, – прошептал один из англичан Квикке. – А пацан совсем напуган.

– Помолши и привяжи этот трош, – буркнул Квикка.

Он сомневался, что все хозяева рано или поздно оказываются одинаковыми. Квикка взглянул на свой амулет, знак принадлежности к касте летающих людей. То, что делает этот хозяин, прежде не делал никто.

Через несколько минут Толман забрался внутрь конструкции, которую шесть человек держали у края стены. Ветер усиливался, и змей возвышался над прилегающим валом на добрых сорок футов. Отсюда был прекрасно виден полукруг машин и людей, осаждающих северян снаружи, но Шеф хотел, чтобы Толман заглянул в мертвую зону, ведь атака наверняка начнется с внутренней стороны стены, из города.

– Мы быстренько тебя поднимем и спустим, как только махнешь рукой, – повторил король. – Постарайся не задерживаться.

Испуганное личико кивнуло, стартовики подняли змея на вытянутых руках, чтобы поймать ветер, чуть подождали и дружно бросили его вверх с края стены. Змей стал падать, и Шеф заметил, что ветер у стены завихряется. Затем начался подъем, моряки вытравливали толстый основной трос и тонкие тросы управления, едва ли нужные теперь, ведь Толман уже научился ловко работать боковыми крылышками. Шеф восхищался искусством мальчика, ровно ведущего змея вверх и в подветренную сторону. У самого короля лучший полет длился считаные минуты. Когда-нибудь наступит мир, и Шеф научится летать лучше.

* * *

– Они по-прежнему показывают фокусы, – сказал Бруно Петру II, который в миру звался Эркенбертом.

Император и новый папа римский стояли среди обломков ризницы, много лет назад разрушенной маврами. Святое Копье, как всегда, покоилось на левой руке императора, в зажиме рядом с лямкой щита. Позади четыре рыцаря Грааля охраняли реликвию и реющее над ней знамя. Происходило это в тылу войска, но не из-за страха смерти, а из-за опасения, что святыни могут попасть в руки язычников.

«Я больше не буду сторониться боя», – подумал Бруно, которого переполняла ярость. Враги бросают вызов не только императору, но и самому Спасителю, Его церкви и Его земным святыням. Язычники уже добрались до священного города, они почти на расстоянии выстрела от Леонинской стены и базилики Святого Петра, самого сердца христианской веры. Сегодня с ними должно быть покончено.

– Если попробуют еще раз, у меня тоже найдется фокус, – проворчал Эркенберт. – Но они уже опускают змея. К счастью для себя.

* * *

– Что ты разглядел? – спросил Шеф.

Мальчик отвечал прямо из седла, не пытаясь выбраться.

– В городе стоят пехотинцы в доспехах, вон там. – Он показал рукой. – Сотни две или три. По другую сторону от стены никого не видать.

«И всего-то», – подумал Шеф. Конечно, многих просто не видно. Но враг понес огромные потери.

– Конницы нет?

– Нигде. Я видел императора. Он был позади меня, в разрушенном здании с остатками белого купола. Думаю, это был он. Рядом стоял человек в черном, а позади – знамя.

– Какой рисунок был на знамени?

– Похож на твой амулет, государь. – Толман кивнул на серебряную лесенку, видневшуюся под разорванной рубахой Шефа.

«Если бы мы могли стрелять с небес, – сказал себе Шеф. – Или сбрасывать зажигательную смесь Стеффи. Убили бы императора, и закончилась бы война. Вообще все войны».

«Проблема войны машин заключается в том, – объяснил ему внутренний голос, – что машины рано или поздно появляются у обеих сторон. Одни и те же конструкции. В этом и кроется истинный смысл песни о великаншах, с которой однажды тебя познакомил Торвин».

– Поднимись еще раз, – сказал Шеф. – Посмотри, нет ли в этих стенах прохода где-нибудь рядом с императором. Если найдешь, мы попробуем сделать вылазку.

Испуганный мальчик кивнул, стартовики разошлись по своим местам. В двухстах ярдах от них Эркенберт удовлетворенно хмыкнул, увидев, что змей снова поднялся над стеной. Из-за развалин ризницы вышли рабочие, вкопали в землю прочный пятифутовый столб, закрепили на нем нечто вроде перевернутого железного стремени, а поверх установили самострел. Огромный самострел, шести футов в размахе.

– Это тисовое дерево, – сказал Эркенберт. – Вегеций не раскрывает секрет стали, из которой язычники делали свои стрелометы. И про эту штуку он тоже ничего не рассказывает. Я сам придумал конструкцию, увидев, как змеи взлетают над иудейской крепостью. Это будет первое испытание нового оружия, во славу святого Петра и его святого города.

* * *

Толману и раньше, при осаде Септимании, случалось видеть летящие в него стрелы, выпущенные на авось императорскими воинами. Он знал, что пущенная вверх стрела пролетит меньше, чем стрела, пущенная вдоль земли. Он не боялся вражеских луков, и даже арбалеты, которые имелись только в армии Пути, не смогли бы его достать.

Когда первая стрела в ярд длиной свистнула рядом и пронзила боковое крылышко, он не понял, что происходит. Затем прямо под собой мальчик увидел вновь заряженный самострел и понял, откуда грозит опасность.

– Сигналит, чтобы опускали, – сказал глядевший в подзорную трубу Шеф.

Человек