Та, что правит балом - Татьяна Полякова

От ее красоты ничего не осталось. В первое мгновение я дажене узнала Машку, когда она вошла в кафе, затравленно оглядываясь, вздернув одноплечо, точно ожидая нападения и надеясь его избегнуть. Я сидела за столиком ужебольше часа, не утерпев и явившись сюда раньше назначенного времени. В большомзале чистенького придорожного кафе я была одна, ждала, пялясь в окно, но машинувсе-таки проглядела, она подъехала с другой стороны. Звякнул колокольчик, ивошла Машка — в нелепом синем платье с белым воротничком, с короткоостриженными волосами, которые торчали в разные стороны, точно у грустногоклоуна. Морщины не бороздили ее лицо, хотя у висков теперь была седина, какнемое свидетельство страданий, делая ее человеком без возраста. Глаза потухли,в них застыла обреченность, на похудевшем лице они казались глубокимивпадинами, как будто глаз не было вовсе. Кожа бледная, бескровные губы, словножизнь покинула ее. Такое лицо бывает у смертельно больных.

Сердце мое сжалось, и на мгновение я решила, что рухну вобморок, такой непереносимой мне показалась первая минута нашей встречи, ноМашка уже увидела меня, и на блеклых губах появилось подобие улыбки. Она шла комне, и я поднялась ей навстречу.

— Салют, — сказала она. Нас отделяло друг от друганесколько шагов, и она торопливо отодвинула стул, села, пряча от меня взгляд, имне ничего не осталось, как сесть напротив. — Что, скверно выгляжу? —усмехнулась она, по-прежнему не поднимая взгляда. — Это ерунда. Чувствуюсебя Штирлицем, — добавила она, оглядываясь. — Как называлось токафе? «Элефант»? Капуччино здесь подают?

— Нет. Только эспрессо.

— Черный кофе вредит моему здоровью, так сказал мойэскулап, — хихикнула Машка. — Ладно, закажи чаю. И пирожных, штукпять. Надо пользоваться моментом.

Нам принесли чай с пирожными, Машка помешивала ложкой чай,все еще пряча взгляд, а я мучилась невозможностью найти нужные слова. Молчаниенависло, давя на плечи, а я все никак не могла собраться с силами.

— Как ты? — неуверенно начала я.

— Нормально, — кивнула Машка. — Не смотри,что выгляжу на два с минусом, правда, нормально. Врач сказал, что я избавиласьот порока и впереди у меня новая жизнь. Счастливая, разумеется. Если я будувнимать голосу разума. Так что можешь меня поздравить. Идиот, —презрительно фыркнула Машка и впервые посмотрела мне в глаза. — Рогозинжив? — спросила резко.

Рогозин — еще один мечтатель из нашей команды, хотя, работаяв прокуратуре, мог бы распроститься с иллюзиями. Идея покончить с Долгих икомпанией принадлежала ему, Машка поверила его разглагольствованиям, и мызатеяли игру, в которой было столько же смысла, сколько и шансов на удачу.

— Жив, — кивнула я.

— Хорошо, — подумав, ответила Машка. —Значит, разделаться с ним они не рискнули. Хорошие пирожные… Меня постояннопочему-то тянет на сладкое.

— Машка…

— Молчи, — перебила она. — Все в порядке. Тоесть все так, как и должно было быть. Это я во всем виновата. Не вздумай винитьсебя. Ты с самого начала знала, что наша затея гроша ломаного не стоит. А явозомнила себя Жанной д'Арк. А сама струсила, как только задела того типа с«пушкой» и поняла расклад. Не вышло из меня героини. Кишка оказалась тонка.Только себя подставила. Ты теперь небось за мою жизнь Нику по гроб обязана. Неотвечай, я и без того знаю. Обязана.

— Машка…

— Ты вот что, — вновь перебила она. —Сматывайся. Все равно куда, лишь бы подальше от них. И не думай обо мне. Ты мнене поможешь. Бесполезно. А мне легче будет.

— Зачем ты так говоришь? — нахмурилась я.

— Значит, никуда не уедешь? Зря. Со мной кончено,понимаешь? Первое, что сделаю, если вырвусь из психушки, опять подсяду на иглу.Повезет, так сдохну в расцвете лет, как многие из наших сестер и братьев. Итвоя любовь меня не остановит. Ничто не остановит. Поняла? Купи еще пирожных, ссобой возьму.

Я позвала официанта, и тут дверь вновь распахнулась — в кафеторопливо вошел Тони. Машка повернулась на звук колокольчика, и лицо ееисказилось, точно от страшной боли. Она испуганно провела рукой по своему лицу,волосам, посмотрела на меня, как будто ища защиты.

— Зачем? — спросила жалобно и вся съежилась,сжалась, точно кто-то невидимый наносил ей один смертельный удар за другим.

— Маша, — позвал Тони, бросаясь к ней, а оназакрылась руками и закричала:

— Пусть он уйдет. Я не хочу.

Следующие несколько минут показались мне сущим адом. Машкавопила, как безумная, официант, выпучив глаза, не знал, что делать, из кухнивыскочили поварихи. Двое парней, сопровождавшие Машку, пытались ее утихомирить.Я орала на них и орала на Тони, чтобы убрался к черту, а он никого не слушал —расшвырял парней, схватил ее в охапку и прижал к себе, повторяя бессмысленно:

— Машенька… Маша.., я люблю тебя…

И все вдруг разом отступили, оставив их вдвоем. И Машкавцепилась в него так, что у нее побелели пальцы, и, пряча лицо на его груди,тихонько поскуливала, а он все повторял и повторял одно и то же, все тише испокойнее, пока она не перестала вздрагивать и не разжала пальцы. А я, стоя втрех шагах от них, вдруг поняла, что больше не нужна ей. Единственное, что еееще связывало с этим миром, единственное, что заставляло смириться с ним, этоее любовь, которую она тщетно пыталась забыть. Мне было больно и страшно занее, потому что в его любовь я не верила: ни тогда, ни сейчас, и боялась, чтоочередное разочарование, самое непереносимое разочарование раздавит ее. А потомя подумала, что это, должно быть, ревность. У меня никого нет, кроме Машки, и явижу в Тони соперника, потому что если она и нуждается в любви, то отнюдь не вмоей, и как это ни горько для меня, но нужен ей этот парень, и только онспособен ее спасти. Я отошла к стойке и заказала еще чаю.

Парни стали торопить с отъездом, и они вчетвером направилиськ двери к великой радости официанта и баб с кухни, что тянули шеи, боясьпропустить увлекательное зрелище. Уж какие там сериалы… Машка не оглянулась и,наверное, даже не вспомнила обо мне, а я пила чай и думала о том, что мнепридется пережить и это. «Неважно, кто вытащит Машку. Главное,вытащить», — мудро рассуждала я. И пыталась смотреть на жизнь соптимизмом. Не скажу, что мне это особенно удавалось, но я старалась.

Вернувшись в город, первым делом заехала в любимыйсалон-магазин и купила ей платье. Мне нравилось думать о том, что ее обрадуетподарок. Машка обожала наряды. Моя суета создавала иллюзию нашей былойобщности. В крайнем случае подарок ей передаст Тони, тогда она его точнопримет.