Очень хочется жить! - Владимир Педанов

ниже мочки уха. – Чувствуете полость между черепом и челюстью? У диких боровов такие же полости. Если попасть в череп или в живот, он может уйти как подранок. Вы его не догоните, а животное будет страдать и, возможно, всё равно умрёт. Тогда будет грех. Если попасть за ухо – БАМ! И всё, можно готовить барбекю. Надо убивать с одного выстрела!

Я подумал, что, если Бон будет учить в этой комнате детей мусульман тому, как правильно убивать свиней, его школа вряд ли станет популярной. Говорить ему об этом не стал.

Мы постреляли ещё какое-то время и начали складывать экипировку для выхода в джунгли. Фляжки, массивные ножи, утяжелённые пули, баллон с газом для ружей, колчан со стрелами, луки и предатор. Не хватало ещё одного ружья. Отец Амелии был ещё у себя дома, и мы решили ехать ему навстречу. Двое подростков, которых я видел на кухне, оказались братом и сестрой Амелии, которые вызвались поехать с нами и показать нам дорогу. Девочку звали Ананда, как звали мальчика, я так и не узнал. Загрузив вещи и местных подростков в багажный отдел, мы выехали за ворота.

Днём дорога была, конечно, более живописной, чем ночью. Вчера только огни внизу долины выделяли её из пейзажа, казалось, что там внизу стелется город, сотканный из тысячи рыжих огней. Наутро эта картина превратилась в бесконечные поля капусты и корнеплодов, разбавленные деревенскими лачугами. Холмистая местность периодически открывала широкие просторы. Просторы сменялись длинными и узкими деревенскими домами. Между этих хаотичных построек тонкими полосками часто возносились к небу минареты мечетей. Мулла заводил молитву, и звук пения магометян разносился по долине.

Несмотря на то что солнце было почти в зените, было совсем не жарко. Холодный (по местным меркам) горный воздух не успевал прогреваться до температур Джакарты, и в открытые окна веял приятный свежий ветерок. Из колонок играл плейлист «Вьетнамские флешбэки», на заднем сиденье шебуршили и посмеивались индонезийцы.

Среди обшарпанных халуп, покрашенных во все цвета пожилой радуги, ярко выбивались виллы состоятельных индонезийцев. Бон рассказывал, что этот район считается элитным для жителей столицы и где-то здесь рядом есть даже резиденция президента.

В Средневековье здесь был центр индуистского княжества Паджаджа́ран, голландцы хотели оставить здесь «независимое» государство Пасундан. В итоге все эти земли, с людьми, их населяющими, оказались в одном большом и довольно однородном котле народов Индонезии.

Минут через 20 пути Ананда сказала повернуть, мы съехали с дороги с классическим пейзажем азиатской улицы в небольшой комплекс таунхаусов. Домики были как будто из западного мира и выбивались из общего ландшафта наличием какой-никакой архитектуры, за которую цеплялся глаз. При этом только проросшая сквозь асфальт трава и снующие тут и там курицы выдавали, что мы всё ещё в индонезийской глубинке. Я первый раз видел такое место в Индонезии. Ананда пояснила, что это дачный посёлок для жителей Джакарты, а нам надо пройти дальше.

Мы припарковали машину у дома, куда, видимо, давно не приезжали хозяева. Выгрузили оружие и, смущённо улыбаясь удивлённым дачникам, потащили наш арсенал вслед за проводниками.

– Прикинь, Веталь, как они удивились?

– Ага, сразу два буле с оружием и в камуфляже. Это, наверное, как увидеть негров с оружием в каком-нибудь СНТ в России.

– Наверное, можно было бы вызвать полицию.

– Ну, если бы мы были неграми, можно было бы и вызвать.

За дачным посёлком начиналось заливное рисовое поле, которое упиралось через пару километров в подножие холмов. Мы же побрели по его другой кромке, узкой полоске асфальта с крутыми обрывами в грязь. На этой тропинке и двум людям было бы тяжело разойтись, а при этом туда и обратно постоянно сновали мопеды. Здесь дома уже больше походили на привычные индонезийские постройки. Слепленные из сырцового кирпича стены, местами покрытые ядовито-зелёным (или другими неожиданными цветами), хаотично нагромождались друг на друга. Глаза моментально расслабились, отчаявшись пытаться уловить архитектурную мысль авторов этих строений. Вместо стоявших слева халуп взгляд невольно обращался направо – на величественные горы, резко выступавшие в конце рисового поля.

На Кавказе такие горы-холмы зовутся пупырями. Не очень подходящее слово для индонезийских холмов, всё-таки многие из них когда-то были гордыми огнедышащими вулканами. Конечно, вулкан звучит лучше, чем пупырь. Приятнее себе сказать, что залез на потухший вулкан, а не на пупырь. Для себя я решил, что буду называть их пунчаками, так индонезийцы называют вершины гор, тем более их вокруг было так много, что вся эта местность в целом и называлась местными – Пунчак.

Дом, в который мы вошли, был примечателен на фоне грязных халуп других местных жителей. Комната-прихожая, в которой нас посадили на пол, была почти с европейским ремонтом, с чистой и аккуратной плиткой на полу и не ядовитого цвета стенами (что вообще редкость для Индонезии). Правда, прямо в комнате стоял мотоцикл и было видно, что в соседней комнате есть выход во двор, который представлял собой обычные индонезийские трущобы. Всё равно, находясь в этой комнате, казалось, что здесь живут довольно богатые по местным меркам люди.

На стене я сразу приметил свадебную фотографию Бона и Амелии. В красивых сунданистских нарядах бежевого цвета они выглядели как древние правители местного княжества. Бон точно выглядел как раджа, ну или, в крайнем случае, султан. Нас сразу же принялись угощать чаем и рисом с закусками и предложили подождать, пока домой вернётся фермер.

Ананда и её брат дома стали гораздо увереннее и, несмотря на смущение, стали раскрываться больше, чем у Бона дома. Мы угостили их сушёным джек-фруктом и какими-то конфетами, которые завалялись у нас в карманах. В доме никто не говорил по-английски, и поэтому общение часто обрывалась, давая время подумать, что сказать дальше и как поддержать беседу.

Наконец приехал тот самый фермер-охотник, о котором мы так много слышали. Щуплый невысокий мужчина лет 50-ти и с редкой бородкой был искренне рад нашему появлению у него дома.Даже как будто собирался позвать соседей, чтобы похвастаться, что у него дома целых два буле. Мы тоже были рады его видеть, он вызывал у нас ощущение причастности к каким-то тайнам, которые мы сможем открыть в джунглях только с ним.

Перекинувшись парой фраз на смеси индонезийского и английского, он вручил нам второе ружьё. Это был короткоствольный бенджамин, механическая пневматика классической компоновки. Безусловно, выглядел он гораздо слабее, чем предатор, который нам дал Бон, но подкупал своей автономностью и аутентичным внешним видом.

Мы ещё раз проверили оборудование, фермер осмотрел предатор и, одобрительно кивнув, велел нам выдвигаться. Мы