Ретроспектива - Марина Повалей

всей душой желала обуздать этого спесивца.

Мне отчаянно хочется, чтобы боль его ушла, и он понял, что Я её сняла. Что нельзя так со мной, то гнать, то звать.

Глупое, опасное желание. Не дай землица, догадается. Только как устоять, когда сокровенное задел, обидел.

Пахнуло жаром — в открытое окно плюхнулся ветер. С эстесадскими ночами только так. Даже вечер в июле не даёт прохлады. Словно обдаёт скопленным за день зноем.

— Хорошо всё с вашей силой. Ничего более не будет. Боли тоже не будет.

Жуткие глаза улыбнулись. Только глаза.

— Обиделась, целительница? — не отводит их, поймал мою руку, прижал к губам. Поцеловал внутри, прямо в сердцевину. — Я зол был. Думал, что сегодня к предкам отправлюсь, сила разбушевалась… не серчай, полёвка… или целительница? Ты здесь уважаема, нельзя тебя мышкой звать?

— Можно, — широкие, густые брови взлетели вверх. Я и сама удивилась своему ответу. — Необычно, по-простому.

— С тобой разве можно по-простому?

Я хочу это слышать, или он взаправду не о разговорах?

Кивнула.

— Мне пора, — взяла злосчастный поднос. На этот раз не так быстро. И наклонилась чуть ниже, чем стоило.

— Останься…

Ещё чего! Пусть кукует тут один. Или кликнет кого… только пусть эта кто-нибудь попробует подойти.

— Пора мне, дел много.

— Я такой голодный. Просто умираю с голоду. Сил нет даже до спальни дойти. Помоги, полёвка…

Сладкая, такая древняя игра.

Я оценила. Без приказов, без пренебрежения.

Он хочет, чтобы я осталась. Я хочу остаться. Его недавняя небрежность не даёт мне это сделать. Он просит о помощи, я могу отказать. Если уйду — он не позовёт. Если останусь…

Я оценила куртуазность.

Сделала шаг назад, развернувшись.

Если завтра он уедет, у меня останется ещё и эта ночь.

— С чем пирожки?

— С мясом.

— Ммм… мои любимые, — я не смогла не улыбнуться, хоть и под тяжёлым взглядом становится всё сложнее идти. Словно бдит, настороже. Если я в последний миг передумаю — среагирует.

Подойдя, снова воздрузила посудину, которая мне уже оскомину набила. Не успела отойти, как уже сижу на мужских коленях.

— Я ж говорю: сил совсем нет. Придётся тебе меня кормить. А то скончаюсь сейчас, прибежит мой отряд, тебя казнят.

— Прямо-таки и казнят? — сунула пирожок в податливо открывшийся рот.

Не понимая, как ест мужчина, я дала ему лишь кончик теста. Тот подался вперёд, широко открыл рот и откусил добрую половину угощения.

— Без суда и следствия, — кивнул совершенно серьёзно и снова распахнул рот.

— Экое беззаконие, — захохотала. Развеселилась не то шутке, не то аппетиту.

— Ещё какое! Я ж сам закон, — доел пирожок.

— Но здесь не ваша земля.

— Это верно, верно. Да и я уже не помираю.

— Ой ли?

— Пошли-ка проверим! — с весёлым хохотом Файлирс встал прямо со мной, в считанные мгновение оказавшись в спальне.

*баламошка — полоумный(ая), дурачок(чка).

Глава 3

Усадил меня на кровать, а сам отстранился, чтобы раздеться.

Рубашка, матерчатые штаны. Всё долой и обнажённый король стоит предо мной. Косматые чёрные волосы топорщатся, глаза, будто видят насквозь. Двинулся к замершей мне, а я попятилась.

— Полёвка… ты что? Испугалась?

— Нет, — и правда, чего это я…

Подползла ближе к нагому мужчине. Протянула руку, зарылась с лаской в волосах, провела по лицу, по шее, вены на которой вздулись. Он прикрыл веки, наслаждаясь. Я скользнула ниже… к сильной груди с маленькими пятнышками.

— Что это? — подцепила верёвочку на шее, та держит крошечный бутылёк.

— Яд, — руку одёрнула.

— Зачем?

— Я же король, — поцеловал ладонь, которую прижал к лицу. — Мне нельзя даться врагу живым.

— У вас есть враги?

— Полёвка… у кого есть власть, всегда будут враги.

— У княгини нет врагов, её все любят.

— Это пока она делает то, чего хотят люди. Стоит сделать что-то им неугодное — враги появятся. Довольно.

Дёрнул меня на себя, распластал по ложу. Придавил сверху.

— Полёвка… такая горячая… — одна его ладонь в моих волосах, вторая юркнула под платье, схватила за щиколотку, как в кандалы, — смелая… — рука не спеша ползёт дальше, а я забыла как дышать, — ласковая, открытая…

Королевская длань переметнулась на лоно, по-свойски накрыв его. Принялся тереть ноющую плоть.

А я уже не просто дышать не могу, я и лежать не могу, хочется довершить его движения там, внизу. Сделать сильнее, полнее, получить всё, что можно.

Раскинула ноги шире, выгибаясь навстречу, приближая к себе монарха за шею.

Мне вчера понравилось целоваться. Не гадала, что это может быть так приятно…

Сама впилась в губы опешившего Файлирса. Стараюсь целовать как хочу, как он меня вчера. Глубоко и жарко. Порхая языком внутри него, ловя его язык и прикусывая, посасывая губы…

— Полёвка… — рассмеялся, глубоко вдохнув, — опять изголодалась? Осмелела…

Не дала ему договорить. Припала ко рту снова. Будто там, внизу — он берёт меня пальцами, а я забираю его языком.

Хитрый трюк и пальцы сменяет естество. Так и не разорвав губ. Застонала ему в рот, получив хрип в ответ.

Жадные, не смолкающие громкие поцелуи… будто всё мало.

Платье стянул с меня лишь наполовину, прерываться никто и не вздумал, чтоб снять. Рубаху попросту порвал, обнажая грудь. Не прекращая двигаться во мне всё сильнее и сильнее…

Глаза, горящие во тьме, жадные пальцы, до тонкой боли сжимающие плоть мягкой груди и мужчина, нависший над распластанной мной… Мои руки по горячему телу, унизанному венами, липкой от пота спине…

Под приклеенным взглядом птичьих глаз могло бы быть неловко, но нет этого.

Чем громче мой стон — тем сильнее его ярость внутри меня. Прижалась губами к его лбу, поцеловала, ещё и ещё, собирая губами влагу. Файлирс задвигался ещё сильнее и схватил ртом мою колышущуюся в такт нашим движениям грудь. Присосал, прикусил, зарывшись носом в плоть. Зарычал зверем.

Я вспыхнула в тот же миг. Ощутила, как умираю и снова воскресаю. На доли секунды перестала тело ощущать. Сквозь завесу вижу искажённое от удовольствия мужское лицо, сцепленные зубы, не дающие кричать… Пальцем провела по его губе и почувствовала, как он содрогается во мне, всем телом, изливаясь…

На этот раз он не уснул сразу. Но распластался по мне, так и не разъединившись. Когда руки стали снова чувствоваться, я принялась водить кончиками пальцев по огромной спине, так надёжно меня укрывшей.

Шевелиться не хотелось. И спать не хотелось. А хотелось… ещё!

— Жива, полёвка…? — пробурчал Файлирс, перекатываясь с меня на постель. Лёг на спину. Я споро скинула болтавшееся платье и водой перетекла на него. Облепила по рукам и ногам. Ну где