Хозяйственная история графини Ретель - Татьяна Михаль

Зато ноги есть. Снова сползаю с кровати и, шипя от холода, начинаю прыгать, скакать, делаю прыжки по типу, как делают их балерины, кружусь и смеюсь. Это счастье ходить на своих двоих!

За этим занятием и застала меня женщина по имени Элен.

— Ох, Всемогущий Инмарий, неужто вы графинюшка, умом тронулись! — воскликнула женщина, хватаясь за сердце.

— Нет, — отвечаю немногословно. — Я праздную.

— Празднуете? — хмурится она. — Но в эту пору нет праздников, графинюшка.

— Есть, — не соглашаюсь с ней и снова кружусь. — Я жива! Разве — это не повод радоваться?

* * *

Изабель Ретель-Бор

— Я Инмарию усердно молилась, графинюшка! — трясёт руками женщина, дабы я впечатлилась, насколько сильно помогли мне её молитвы. — И остальных заставила молиться за вас, хоть целитель и сказал, что вы не умрёте и с утра уже будете бодры.

Натянуто улыбаюсь и, перескакивая с ноги на ногу от холода и произношу:

— Благодарю…

И тут же добавляю:

— И простите меня, Элен за пережитое… Стоя на обрыве, я глядела в синюю даль и размышляла над будущим. Я поняла, что должна менять свою жизнь, своё отношение к ней. Хватит плыть по течению. Нужно начинать двигаться вперёд. Этот тлен упадок ни к чему хорошему не приведут.

Женщина на меня глядит в священном ужасе.

— Имею в виду, нельзя жить и дальше в грусти и печали, — добавляю с лёгкой полуулыбкой на губах. — Отныне, всё будет по-другому.

— Ох, беда-а-а! — тянет последнее слово служанка. — Вы снова попытаетесь убиться, да?

Так, кажется, кто-то неверно меня понимает.

— Нет, Элен, — говорю немного резким тоном и сурово гляжу женщине в глаза. — Забудь это слово. Оно ко мне не имеет никакого отношения.

— Но как же…

По поводу самоубийства. Нельзя, чтобы тут считали, будто я (именно я), пыталась наложить на себя руки. Причём я этого и не делала. Могу подтвердить, положа руку на сердце или на священную книгу, если таковая в этом мире есть.

Память Изабель ничего подобного не подсказывает. Имеются священные писания, молитвы и подобное, а нечто, похожее на Библию — нет.

— Элен, хочу кое-что прояснить, — проговариваю чётко. Забираюсь на кровать, так как ногам становится невыносимо холодно.

— Что же, графинюшка? — переплетает она крепкие пальцы в замок.

— Элен, вот тебе истинная правда — я не бросалась со скалы, меня столкнули, — говорю зловещим тоном. — Клянусь своей бессмертной душой и самим Инмарием. Кто меня толкнул — я не знаю.

Элен раскрывает в ужасе свои итак большие и круглые глаза, отчего они начинают походить на огромные блюдца. Прижимает ладошки к губам, выражая всю степень удивления, ужаса и страха и шепчет:

— Как же это?.. Кто посмел-то?.. Как Инмарий только позволил?

Качаю удручённо головой и роняю лицо в ладошки. Всхлипываю и мелко вздрагиваю.

— Это ужасно, Элен. Кто-то желает мне смерти, хотя я никому не делала зла. Но что ещё хуже, теперь все будут считать меня графиней, которая пыталась убить себя! А ведь это тяжкий грех! Элен, что же мне делать?

Я откровенно вру.

Изабель сделала этот страшный шаг — она убила саму себя.

Но её больше нет. А я есть. И не желаю, чтобы на меня косо глядели, шептались за спиной, показывая пальцем.

У графини Ретель-Бор должна быть безупречная репутация. Никто не станет воспринимать всерьёз женщину, точнее молодую девушку, которая слаба духом и имеет суицидальные наклонности, одним словом — безумна. А у меня таких данных нет.

Тем более, средние века… Тут разговор с душевнобольными однозначно короткий. А мне проблемы нать? Совсем не нать!

А вот попытка убить меня — это уже другой разговор. С этой стороны я выступлю в роли жертвы, которую некий злодей (уверена, что у графа найдётся пара-тройка недругов) решил меня убрать со своего пути. Мотив можно отыскать любой. Элементарно, что приходит на ум — зависть или желание заполучить графство (ведь кому-то оно же отошло бы в случае моей смерти, да и граф считается погибшим, хоть тело его и не найдено). Или же просто кто-то ненавидел Изабель — служанка или слуга. Да что мелочиться-то, быть может, кто-то из знати!

Это я навскидку предполагаю. А так, вариантов масса, если хорошо поразмыслить.

— Ох, моя бедненькая, Изабелюшка, — причитает Элен и обнимает, крепко прижимая меня к своей необъятной груди.

В нос тут же ударяет неприятный запах немытого тела, пота, тухлых яиц и прокисшей капусты.

Меня тут же начинает тошнить. Задерживаю дыхание.

— Никто не станет думать о вас дурно! Никто не посмеет! Я всем-всем скажу правду, графинюшка! Все узнают, что кто-то посмел сотворить зло — решил убить саму графиню Ретель-Бор! Мы найдём преступника, графиня! А если сами не найдём, то письмо напишите королю, пусть присылает защитников!

Вот последнего не надо, от слова совсем.

— Ты так добра, Элен. И ты права — люди должны знать правду, — говорю нежным голосом ангела.

Женщина гордо кивает. Её глаза блестят, даже горят желанием уже бежать и искать злодея, дабы придушить его собственными руками.

Хорошо, что у Изабель, точнее, у меня, есть такая помощница.

Элен — не просто служанка. Изабель выросла у неё на глазах. Она верно служила в замке отца Изабель. Не ушла, когда были распущены все слуги, ведь благородный род разорился. Она осталась и помогала по дому, не требуя жалования. После свадьбы девушки с графом она была отправлена вместе с Изабель в графство Ретель-Бор, дабы также преданно служить молодой семье. Вот тут уже Элен была щедро вознаграждена. В её ведении были все слуги замка. Нет, Элен — не управляющая. Она координирует работу служанок. Да, да! Только женская половина служащих ей подчиняется. А мужчины — это уже в ведении управляющего, как в прочем, в его ведении и женщины, в том числе сама Элен.

Шовинизм во всей красе.

— Не грустите, графинюшка. А то, что задумали — жить не в печали, а в радости — это верное дело.

Она снова обнимает меня, обдавая убийственным амбре.

Я спешно говорю:

— Мне очень надо в туал… по нужде. Да и помыться хочу.

— Помыться? Не богоугодное это дело, графинюшка! — восклицает Элен.

— Слушай, в моей комна… опочивальне дурно пахнет. Мне нужно помыться и надеть чистую одежду. А пока я буду заниматься делами — накажи слугам отмыть тут всё и отстирать. Пусть постелют мне новую постель.

Элен в недоумении начинает лупать глазами.

— Дык недавно же тут всё убирали и стелили? — обводит она рукой эту роскошную помойку.