Он тебя не любит(?) - Тала Тоцка

Он упирался одной рукой о стол, а другой о спинку стула и так смотрел на Алену, что у Эвы внутри все сладко сжималось. Она даже думать боялась, что стало бы с ней, если бы он на нее ТАК посмотрел. Эва тогда точно бы сознания лишилась. От Макара будто толчками расходились волны чего-то очень мужского, совсем ей неизвестного. Волны невидимые, но такие ощутимые, что оставалось лишь удивляться, почему они не действуют на Алену, по крайней мере, она и виду не подает.

На официантку вон точно действуют, судя по ее идиотскому выражению лица. Это что, и у нее такое же? Если да, то лучше застрелиться. Но как можно стреляться, если тут просто пошевелиться не получается? Волны одна за другой прошивали Эвангелину и стекали вниз по позвоночнику, а вот Алена сидела как ни в чем ни бывало, Эва даже позавидовала.

— Эвка, знакомься, это Макар, у него тоже скоро день рождения, юбилей! — Алена снова журчала, пересыпая жемчужинками, и смотрела на Эвангелину, зато Макар и головы не повернул в ее сторону. Может, и к лучшему, потому что она и звука не могла выдавить.

«Макар, это наша домашняя зверушка Эвочка, мы ее на помойке подобрали. Хочешь погладить? Не бойся, от блох и паразитов ее обработали…»

— Ты приедешь, Аленка? — наверное, будет совсем невежливо попросить Макара замолчать? Ну никаких сил нет слушать этот пробирающий до дрожи хрипловатый голос. А он как назло продолжал: — Мы собираемся за городом, у меня в доме.

— Не хочешь отмечать в ресторане? — как у нее получается так владеть собой, для Эвы было непостижимой загадкой, волны Макара уже достигли противоположного конца зала, оттуда призывно смотрели две эффектные барышни.

У Эвы было ощущение, что дай им команду, они с радостью выпрыгнут из своих люксовых шмоток, включая нижнее белье, стоит Макару только поманить. Но он на них и не глянул, протянул руку и очень нежно заправил Алене за ухо свисающую прядь. Эву как током ударило, как будто это ее он коснулся, и тут же некстати подумалось, что было бы, если бы Макар прикоснулся к ней. Наверное, тогда кома была бы самым предпочтительным исходом.

— Не хочу. Все уже предупреждены. Так ты приедешь?

— Приеду. О, мы с Эвкой вместе приедем, ты поедешь к Макару на дачу в эти выходные, Эва?

И тогда он впервые посмотрел на нее, пусть лишь мельком скользнул взглядом, Эве было все равно. Главное, посмотрел. Она вновь сцепила пальцы, усмиряя дрожь, и даже выдавила некоторое подобие улыбки. Вот только Макар улыбки не дождался, повернулся к Алене, зато Эва успела его, наконец-то, рассмотреть.

Глупо было ожидать, что мужчина, способный одним своим присутствием внести такое оживление, если не сказать, умопомрачение, на нескольких десятках квадратных метров, будет иметь заурядную внешность. Но не до такой же степени! Его лицо было красиво той мужской красотой, которая так и просилась на знаменитый календарь с австралийскими пожарными.

Своему телу Макар наверняка уделял немало времени, так что австралийские пожарные могли спокойно удавиться от зависти. И это он был всего лишь в футболке и джинсах. Но Эве было вполне достаточно, как и официантке, как и тем двум барышням в углу. Одной Алене нипочем.

Серые глаза пронзили Эву насквозь, Макар попрощался и пошел к выходу, и только тогда отступил удушающий вал, который не давал ей даже нормально вдохнуть.

— Что, понравился Макар? — понимающе взглянула на нее Алена. — Он всем нравится.

— Так, ничего, — выдавила Эва, понемногу начиная возвращаться к жизни. — А тебе?

— И мне. Он в меня влюблен уже сто лет, он в восьмом классе был, а я в пятом, мы в одной школе учились, он и сейчас по мне сохнет. Каждый раз замуж зовет.

— А ты? — Эва говорила односложно, пересохшими губами непросто было выдавать заумные фразы.

— Я не вижу с ним перспектив. Пить хочешь? — Алена сжалилась над сестрой и попросила официантку принести бутылочку воды. А потом пояснила, глядя на непонимающую Эвангелину: — Он с отцом поругался, когда тот бросил его мать и женился второй раз. Она очень переживала, пить начала, умерла, когда он школу закончил. Макар с отцом не общается, сам бизнес поднял, его мать тоже не из нищенок была.

Эва пропустила шпильку мимо ушей, в конце концов, это Алена, она вполне могла сказать не нарочно. То, что это прозвучало бестактно и прямым текстом указывало на саму Эву с ее мамой, ее в принципе не волновало.

Когда умерла мама, Эве до восемнадцатилетия оставалось меньше полугода, некоторое время она находилась под попечительством местного опекунского совета. Ей было абсолютно безразлична собственная судьба, она очень тяжело переживала смерть мамы. Откуда взялся Петр Бессонов, двоюродный брат матери, Эва понятия не имела, но тот взялся. В короткий срок оформил опекунство и увез Эву из родного города в столицу.

Конечно, Эва могла отказаться от переезда, тем более, что раньше никого из Бессоновых она в глаза не видела, но… Было так тяжело оставаться в квартире, где все напоминало о маме, ходить по улицам, по которым та уже никогда не пройдет, и от просиживания целыми днями на кладбище Эву спасали только холода. Это было больше похоже на бегство, чем на отъезд, и она бежала, даже не сопротивляясь.

Бессонов организовал перевод в один из столичных вузов на ту же специальность, на которой она училась в родном городе. Местным риэлторам поручил сдать квартиру в аренду, и Эва сразу объявила, что уйдет жить в общагу. Тогда дядька и признался ей чистосердечно, для чего все это затевалось.

Приближались выборы в городские органы власти, Бессонов собирался баллотироваться в депутаты, и история с бедной родственницей-сиротой очень помогла бы придать создаваемому для избирателей образу нужный оттенок доброты и отзывчивости. Дядька Эве нравился, особенно на фоне своей вечно кривящей губы жены, и она согласилась. Договорились, что Эвангелина поживет у Бессоновых до выборов, поучавствует в различных пиар-акциях — или правильнее говорить предвыборных мероприятиях? — а потом тихо съедет на съемную квартиру. Бессонов обещал подогнать как минимум апартаменты в центре.

Эва свои обязательства выполнила, даже дала несколько интервью, рассказывая какой Петр Станиславович замечательный человек. Бессонов пахал на достижение цели как проклятый, таскался по округу, встречался с избирателями, выслушивал жалобы и раздавал обещания. Семья его всячески поддерживала, и на фоне этого восемнадцатилетие Эвы прошло незамеченным.

Вообще, сказать, что Эву обижали Бессоновы — бессовестная ложь, не обижали. Петр Станиславович тот вообще так старался вжиться в роль, что сам на время поверил во внезапно проснувшиеся родственные чувства. Эва даже испугалась, спасибо Наталье Георгиевне, вот кто в этой семейке никогда не терял ни головы, ни присутствия духа.

Наталья Георгиевна так старательно демонстрировала полное отсутствие не просто родственных, а каких бы то ни было человеческих чувств, что с первого же дня запустила в голове у Эвангелины счетчик обратного отсчета. Никто в мире, наверное, не ждал так свое восемнадцатилетие, как Эва. Ей еще и повезло, что избирательная кампания к тому времени завершилась, Петр Станиславович был благополучно избран депутатом, и у семьи Бессоновых в Эве отпала всякая необходимость.