Домовенок Кузька и волшебные вещи - Галина Александрова

— Ой, Дашка, что же нам теперь делать? Хозяев наших заколдовали. Не могут они теперь ни ходить, ни говорить, ни кашу варить. Как же мы с тобой жить-поживать будем? Ведь помрем с голоду и холоду и некому будет наши косточки схоронить.

Мышка Даша только таращила свои глазки-пуговицы да пищала — такая была глупенькая мышка.

— Ну уж нет! — сказал себе Кузя. — Не бывать этому. Домовитый я али как? Надо за дело приниматься, на то домовые и существуют, чтобы в доме был порядок.

Легко сказать, а как сделать? Пошел Кузька по дрова. Давай полено из кучи вытягивать. А полено большое, сучковатое, тяжелое. Тянул Кузя, старался, лаптями упирался. Полено-то подвинулась, но тут и его братья стали шевелиться — тоже в печку хочется. Да так расшевелились, что вся поленница и посыпалась. Бедный домовеночек еле ноги унес — чуть его не пришибло. Взял он маленькую дровишку, что дальше всех откатилась, и потащил ее в дом.

Кое-как со своей ношей взобрался домовенок на крылечко, затащил полено в печку, а поджечь никак не получается — огниво-то у Силантия. Полез Кузя за огнивом, вытащил его из кармана, а кузнец даже и не шелохнулся.

— Ох-хо-хо! — огорчился Кузя. — Так с него можно и рубаху снять — не хватится.

Повозился Кузя с огнивом, разжег соломки и в печку засунул. А там как вспыхнет! Стоит Кузя с огнивом в руке, подпаленными ресницами моргает и понимает, что так дело далеко не пойдет.

Пытался он кашу подогреть да хозяев накормить. Но одно полено — не костер, быстро прогорело и тепла не дало.

— Будут ужинать холодной, раз такие лентяи, — сказал Кузя и начал кашу по тарелкам раскладывать.

Тяжело пришлось домовенку — ложка тяжелая, чугунок — еще тяжелее. А когда кашу разложил, стало еще страшнее: как их с печи стащить да к столу доставить? Думал домовенок, гадал, да так ничего и не придумал.

— Ох, помрут, помрут они с голоду!!! — снова запричитал-заплакал Кузенька.

Мышка Даша прибежала, стала пищать, утешать его, угощать сыром, что из мышеловки утащила. И понял Кузя, что никак ему самому без людской помощи с хозяйством не справиться. Тогда решил Кузя, что ночь он поспит, а завтра поутру отправится в соседнюю деревню, где жила вся его домовячья семья — Афонька, Адонька, Сюр, Вуколочка и много-много других домовых.

— Надо звать на помощь, а то скоро у меня ручки-ножки поотваливаются и горбик вырастет, — решил Кузя и лег спать за печкой.

Долго ему не спалось — все музыка мешала да свет, который от блюдечка разливался во все стороны. А хозяева все не ложились и не ложились.

Наутро Кузька проснулся от того, что музыка в тарелке заиграла еще громче.

— Проклятая бирюлька! — осерчал домовенок и полез на стол. Взял он тарелку да и столкнул ее на пол — пусть сломается.

Что тут началось! Люди стали кричать, собака рычать, кот шипеть, петух крыльями хлопать, а Анютка сразу реветь принялась. Только кузнец Силантий не кричал. Он встал, поднял тарелку с пола, сдул с нее пылинки и снова на стол поставил. А тарелка как ни в чем не бывало знай себе картинки волшебные показывает. Тут сразу все утихли, успокоились и стали снова в тарелку глядеть.

Кузя понял, что так просто с колдовством не сладить — слишком сильное оно было. Пошел в соседнюю деревню — домовых на помощь звать.

Пришел туда и видит: все его родственники-домовые по деревне мечутся, за головы держатся. Никто на Кузю и не смотрит — так все чем-то расстроены. Кузя побегал-побегал вместе со всеми, и надоело это ему. Поймал он домового, который так спешил, что все время падал. Глядь — а это Вуколочка, друг его закадычный.

— Вуколочка! Что вы все, как зайцы по полю, скачете? Или у вас опять соревнования?

— Кузенька! — всплеснул руками Вуколочка. — Уходи подобру-поздорову! У нас в деревне жители с ума сошли! Что делают, что творят!

Услышал это Кузя и обомлел: значит, и сюда добралась напасть-беда, и здесь всех людей заколдовал неведомый волшебник.

— А ну, покажи! — сказал он Вуколочке.

И друзья побежали к дому, откуда такой шум-гам раздавался, будто там у Бабы-Яги зуб болит. Пролезли домовята в щелочку и стали наблюдать.

А в избе народу — тьма-тьмущая. И все пляшут, аж пыль столбом стоит. Да так лихо пляшут, что, глядя на них, у Кузи даже пятки зачесались — так ему вдруг танцевать захотелось. И только он повел плечами, развел руками да притопнул каблуками, как вдруг веселая музыка сменилась на грустную. Тут все, кто только что свистел да топал, вдруг попадали, где стояли, и залились такими горькими слезами, что у Кузьки даже глаза защипало. Дети хныкали, бабы рыдали, даже мужики соленую слезу рукавом вытирали.

И только-только натекла лужа из горьких слез, как музыка снова поменялась, и на этот раз все затянули песню из ста куплетов и ста припевов. Кузя дослушал до двадцать девятого куплета и спросил у Вуколочки:

— Это что?

Вуколочка, который тоже тоненьким голоском подпевал хору, помотал головой и ответил:

— Напасть какая-то! Вон, смотри, в том углу.

Кузька посмотрел в угол и рот раскрыл. Лежали там гусли кленовые, расписные, с золотыми струнами и серебряными ладами. Гусли лежали себе в углу да тренькали потихонечку сами по себе. И так это у них хорошо получалось, что ни один гусляр так бы не смог.

— Уже день прошел, и ночь прошла, — жаловался Вуколочка Кузьке. — А они все то пляшут, то поют. Скотина не кормлена, огород не полот, пироги не печены. Домовые уж с ног сбились. Не знаем, что делать.

И рассказал Вуколочке Кузя про свою напасть. И решили друзья пойти за помощью в третью деревню, что поодаль стояла. Там жил их дядька Нафаня. Он был старый домовой и очень умный. Много на свете повидал и мог беде помочь, что-то дельное посоветовать.

К вечеру Кузя и Вуколочка добрались до дальней деревни. Деревня была большая да богатая. Много в ней было дворов, а в каждом дворе — большое хозяйство. Всякие-всякие здесь были животные — и коровы, и овцы, и козы, и свиньи, и птица была самая разная. А уж о полях, что окружали деревню, и вовсе нечего было говорить. С одного колоска можно было зерна намолотить на целый каравай хлеба — вот как славно было в этой деревне.

Да только что-то в ней было неладно. Подошли поближе домовята и удивились: хлеб в поле весь осыпался, скотина по лесам разбрелась, а все огороды бурьяном заросли. Дома покосились, дорожки песок занес, и тихо-тихо, словно нет никого.

Встревожились домовята и поняли, что и здесь случилось что-то страшное. Прошли они по деревне, поискали домовых, да никого и не нашли.