Запретная любовь. Forbidden Love - Рафаэль Абрамович Гругман

– Рискнём?

– Как хочешь.

– Не дрейфь, старина, прорвёмся, – улыбнулась она и нажала кнопку «Разговор».

Два длинных звонка, на третьем – откликнулись.

Лиза пояснила, что хочет соединить находящиеся на разных этажах детские комнаты, чтобы девочки могли приходить друг к другу в гости, без суетливой беготни по лестницам. Безобидную ложь о девчонках Лиза произнесла с лёгкостью – искусству лгать гетеросексуалы научились с того дня, когда осознали себя изгоями общества.

Собеседники быстро поняли эзопов язык, второй по популярности после языка жестов. Для оценки объёма работ Лиза назначила строителю встречу на воскресенье. Когда он появился в нашем доме, я ахнул. Подателем объявления оказался Ричард, отец Фрэнка. Оказалось, он также шестым чувством вычислил меня, но помня о конспирации, себя не выдал. Спальни находились одна над другой. Ричард предложил в дальнем углу платяного шкафа разобрать пол, а на первом этаже в платяном шкафу в потолке сделать потайное окно, внешне неразличимое. В нужное время окно автоматически открывается, а дальше на выбор: складная лестница, трап-подъёмник или домашний дрон с грузовой платформой.

Три года мы прожили в любви и согласии. Затем Лиза мне изменила – сошлась с Ричардом, развелась с Хелен и переехала с Ханной в Бей-Ридж. Поближе к Ричарду. В лесбийской семье при разводе девочка остаётся с женщиной, которая её родила. Хелен не возражала – её отношения с Даниэлем остались прежними, и она ежедневно виделась с сыном. А я? Остался ни с чем. То, что Ричард, разлучивший меня с Лизой, наказан судьбой – ему не позволено видеться с Фрэнком – не служит мне утешением. Его ситуация была сродни нашей, и он также жил в двухсемейном доме. Пока его жене не надоело бегать по этажам, и она стала нормальной женщиной – радужной.

Глава II

Первый мужчина, или К чему приводит мужская дружба

Жизнь пошла кувырком.

К тридцати пяти годам я привык к сдержанности, научился управлять эмоциями, скрывать чувства, лицедействовать – никто не мог заподозрить, что скрывается в мозжечке, ответственном за любовь, когда лет двадцать назад осознал, что не такой как все, и моё естество конфликтует с окружающим миром. Я нравился сверстникам, но научился избегать двусмысленных ситуаций, приглашений на вечеринки, погрузился в учёбу и удостоился звания сухаря, у которого на роду написано оставаться вечным холостяком; подружек выискивал среди зубрилок, одиноко просиживающих в библиотеках, понимая, по лукавым, неосторожно брошенным взглядам, истинную цель посещения читального зала. Начиналась опасная игра, к которой я приступал осторожно, – «зубрилка» могла оказаться из полиции нравов. Всё складывалось удачно – я ни разу не прокололся – даже знакомство с Лизой, закончившееся крахом, нельзя отнести к несчастному случаю.

Что делать теперь? Обратиться в полицию? Рассказать, как Лиза отобрала у меня ребёнка? Жажда мести – не лучший советчик. Реальность такова – и это охладило желание отомстить – первой жертвой окажется дочь. Директриса заставит Лизу перевести Ханну в детсад для неполноценных детей, куда-нибудь в Южный Бронкс, и девочка с детства будет чувствовать себя человеком второго сорта. Нет, на это я не пойду.

…Я караулил Ханну возле детского садика, и когда Лиза забирала дочь, выходил из машины и будто бы ненарочно, оказывался рядом с ними. В первый раз Лиза восприняла это спокойно. Ханна встретила меня дружелюбно, как соседа по дому, с которым привыкла видеться ежедневно. Лиза общению не препятствовала, и Ханна развеселила признанием:

– Я кормила сегодня куклу.

– Чем же ты её кормила?

Она растопырила пальчики, и, указывая на них, похвасталась:

– Из этого пальчика хлопья с молоком, из этого – молочко, из этого – сок.

Через неделю «случайных» встреч Лиза позвонила и назначила встречу в «Старбаксе». Я согласился мгновенно. Чувства остались прежними. Меня возбуждал запах её тела, упругая грудь и бёдра, которым, будь я поэтом, посвящал бы сонеты. Если бы мне позволили расписать их автографами, белых пятен не осталось бы. Едва уединились за кофейным столиком, она заговорила серьёзно и по-деловому.

– Я понимаю твоё состояние, но такова жизнь: несправедливая, жестокая, идиотская, от нас не зависящая. Изменить правила мы не в силах, плывём по течению.

Я внимательно слушал, не понимая, к чему она клонит. С Ричардом не сложилось, и она хочет вернуться? Она наклонила голову, пристально на меня посмотрела и прошептала, почти не шевеля губами: «Встречи c Ханной пора прекратить. У неё не должно быть раздвоения личности».

– О каком раздвоении ты говоришь?

– Рано или поздно она догадается. Вы ведь как две капли воды похожи.

Лиза права. Я гордился тем, что у Ханны мои глаза, тот же овал лица, чёрные, непокорно вьющиеся волосы, и улыбка. Не нужен генеалогический тест. Достаточно на неё глянуть. Робкая попытка возразить мало что могла изменить, но утопающий хватается за соломинку.

– Что в этом дурного? Раньше тебя это не беспокоило.

– Представь себе, беспокоило. И это одна из причин, почему я с тобой рассталась.

– Поясни.

– Я не хочу, чтобы как и мы, она вела жизнь подпольщиков. Я сделаю ей сертификат.

– Не дури. В тюрьму захотела?

– Не сейчас. В запасе тринадцать лет. Глядишь, драконовские законы станут вегетарианскими.

– В мечтах… – криво усмехнулся, чувствуя, как уплывает из-под ног почва.

– Общественное мнение сейчас не так строго, как прежде, – мягко сказала Лиза. – О мужчине и женщине в Голливуде фантастическую комедию сняли по запретной пьесе Бюля Гакова «Джон Васильевич меняет жену». В кои веки такое было?!

– Ни о чём это не говорит, – сказал уныло, без всякой надежды переубедить.

– Без веры в лучшее нельзя жить. А правительство сигнал подало о готовности к диалогу, к гражданскому примирению, – сказала она без твёрдости в голосе и промямлила неуверенно. – Авось, мне улыбнётся удача.

– Зачем, в таком случае, ты разрушила нашу семью? Так и жили бы до лучших времён.

– Не получается, милый, – грустно вздохнула Лиза. – Она твоя копия. И поймёт это скоро. Если сама не увидит сходство, ей помогут соседи. Доброжелателей много. Все друг на друга стучат.

– Доносительство поощряется. Это симптом приближения Гражданской войны.

– Почему же Гражданской!? – внезапно заартачилась Лиза. – Глупости говоришь. Гражданская война, когда общество расколото. Когда все против всех. А здесь властное большинство против бесправного меньшинства. – Она обернулась и, не заметив ничего подозрительного, зашептала: «Воспитательница детского садика увидела нас втроём на площадке и сказала мне: „Ваша дочь копия мужчины, находившегося с вами“. Представляешь, чем это закончится, если она заявит в полицию? Я, конечно, от греха подальше перевожу её в