Настоящик. Сборник рассказов - Александр Бачило

Связанные за спиной руки придавали ей мятежный, непокорный вид.

– Поговори мне, деревня! – взъярился рядовой. – Шагом марш, живо!

– Не могу! – Белка упрямо мотнула головой. – Шнурок развязался!

Прохазка с недоумением уставился на ее босые, в царапинах, ноги.

– Да не у меня! – Белка презрительно скривилась. – У вас, господин младший ефрейтор!

Рядовой быстро глянул на свои ботинки и с удивлением обнаружил, что один шнурок действительно ухитрился выскочить из самозатягивающей клипсы и некрасиво тянется по земле.

– А, чтоб тебя!

Прохазка наклонился, чтобы поправить шнурок, и тут вдруг заметил, что голенище ботинка вспучилось так, будто там спрятана добрая фляжка бренди. Только странная это была фляжка – заметно пульсировала и шевелилась в ботинке. Рядовому показалось даже, что он чувствует покалывание множества коготков, впившихся в его ногу.

Облившись холодным потом, Прохазка рванул клипсу, другую, раздвинул кевларовые щитки голенища и, усевшись на тропу, потянул обеими руками ботинок с ноги. Тот подался неожиданно легко, но вместо косолапой лодыжки Прохазки, из голенища, как из гнилого яблока, поползла на свет мохнатая, толщиной с полено, гусеница, черная, в оранжевых пятнах. Она извивалась, сворачивалась в кольца, и при этом не переставала работать циркулярными пилами челюстей, перемалывая онемевшую ногу рядового уже выше щиколотки.

Прохазка тоненько завизжал, повалился на спину, отчаянно дрыгая ногой. Он звал на помощь, но никто ему не помог. Он был один в лесу, если не считать черных мохнатых гусениц с рыжими пятнами, кинувшихся со всех сторон на крик. Спасения не было. Тогда, подняв трясущейся рукой автомат, Прохазка стал поливать гусениц пулями из обедненного урана. При попаданиях из гусениц летели кровавые брызги, но силы были явно неравны. Рядовому удалось расстрелять два десятка мохнатых тварей, когда он понял, что патроны кончаются. Последнюю пулю Прохазка выпустил себе в рот.

Полковник из угла в угол мерил шагами свою каюту, не в силах унять колотивший его озноб. А этот господин представитель с Земли, оказывается, страшненький тип! Как он Старосту – от пояса, не целясь – и прямо в лоб! Да черт с ним, со Старостой! Что-то совсем другое поразило полковника в самый момент выстрела...

А что, если мы все им не нужны?! Этак ведь и меня когда-нибудь – в лоб, как Старосту...

Снаружи, с улицы, посреди которой был припаркован крейсер, послышался окрик часового:

– Стой! Куда прешь, шальная?!

И сейчас же его перекрыл звонкий девичий голосок:

– Господин полковник! Господин полковник! У меня важное сообщение от господина Леха!

Полковник осторожно выглянул в люк. Часовой у входа безуспешно пытался отогнать ту самую девчонку, что ушла с группой Леха.

– Что? Что случилось? – с тревогой спросил шеф полиции. – Поймали беглого?

– Ой, господин полковник! Ну, вы шутник! – верещала девчонка. – Чего его ловить-то, когда он... ну, я, может сейчас вам государственную тайну открою, только все уже и так знают! Беглого-то сам господин Лех послал. Они сейчас вместе Приправу на заимке взвешивают, скоро придут!

Вот тебе раз, подумал полковник. А ведь это, пожалуй, правда! Очень на господина Леха похоже! Ох, непрост представитель! Ох, сволочь, непрост! И чин у него, наверняка, повыше моего... Но почему об этом рассказывает девчонка?!

– Господин Лех вам гостинец прислал! – продолжала голосить она. – Вот, смотрите! Приправа! Полный мешок! Засланный только немного отъел!

Продолжая трещать, она высыпала на ладонь золотистую горсть. Часовой уронил автомат и уставился на Приправу во все глаза.

– Попробуйте, господин, полковник! И ты, служивый отведай! У нас на заимке приправа – лучшая!

Жуткое ледяное предчувствие вдруг пронзило полковника, заставило попятится в ужасе.

– Нет! Не надо! Я не хочу! Не пускать!!! – он хотел было захлопнуть люк, но снаружи его распахнула чья-то сильная рука. Мертвый Староста с черной дырой во лбу шагнул в каюту и протянул полковнику полную горсть Приправы.

– Нет уж, жри! – рявкнул он. – Требовал – получи!

И ароматные золотистые комочки захрустели на зубах шефа полиции...

Лех, с трудом вытягивая ноги из трясины, кое-как добрел до островка посреди болота и без сил повалился на землю. Что произошло?! Последнее, что он помнил – как рядовой Прохазка в несколько точных очередей положил весь взвод. Лех чудом спасся, петляя, как заяц, меж стволов. Ему казалось, что Прохазка с торжествующим ревом бежит за ним по пятам и лупит очередями все ближе... Лех оступился, полетел в какую-то яму, упал, перевернувшись через голову, и едва не уткнулся носом в огромную, многоногую, шевелящуюся на дне ямы тушу. Но самое страшное заключалось в том, что у этой туши было человеческое лицо. Ужасно знакомое. Его, Леха, лицо! Бред...

– Еще бы не бред, – сказала над самым ухом Белка. – Кому расскажи – засмеют!

Лех вскинул голову. Девчонка сидела возле него на пеньке и деловито разматывала опутывавшую ей руки веревку.

– Ты... как здесь? – пробормотал Лех, пытаясь нащупать в кармане пистолет.

Пистолета не было.

– Кто тебя развязал?

– Да вот, она, – Белка небрежно мотнула головой в сторону.

Лех обернулся и замер. Через болото, шлепая босыми ногами по грязи, шла не спеша... Белка. Точно такая же девчонка. Нет – та же самая! И еще, за чахлыми стволами плаунов, мелькал такой же застиранный сарафанишко. И еще – под деревьями, на том берегу...

Лех закрыл глаза.

– Этого не может быть! У меня галлюцинация!

– Кто ж спорит, – легко согласилась девчонка. – Типичная галлюцинация. Весь поселок у нас такой – одни галлюцинации. Настоящих-то я поела. Жадные они, скучно с ними.

Лех в ужасе пытался сползти обратно в болото, но руки и ноги без толку скользили на одном месте.

– Кто ты?!

– Да ты уж сам понял, – сказала Макабра. – Колония простейших, как говорил господин полковник, царствие ему... Но теперь все, с простотой покончено. На Землю полечу как особый агент Лех Зееман, выпускник Гарварда, кавалер Ордена Бани... и все такое прочее. Вот там разгуляюсь! Так что давай, дорогой...

Она развязала полотняный мешочек и высыпала на ладонь горсть золотистых комочков.

– Подкрепись перед дорогой!

– Зачем... это? – голос Леха плаксиво дрогнул.

– А затем, что без Приправы вы – невкусные!

Затишье – самый паршивый признак на войне. Год живу по этому правилу – если в степи тихо, пора смазывать салазки – и ведь ни разу оно меня не обмануло. Не меня одного, конечно – весь мир затаился и ждет, гадает, что еще вылезет из нашей дыры – когда-то тихого, как говорится, забытого Богом и людьми, провинциального Пашутина.