Свобода слуг - Маурицио Вироли

Прежде чем оставить историю и обратиться к нашим дням, необходимо вспомнить о двух других фундаментальных аспектах свободы гражданина и в первую очередь о связи между свободой и законом. Согласно преобладающей в наше время идее, свобода тем больше, чем меньше число и сила законов, которые ограничивали бы нашу возможность действовать. В этом случае тоже можно процитировать политического мыслителя, который больше всего ненавидел свободу гражданина, Томаса Гоббса. Так, он объясняет, что законы как «искусственные цепи», которые одним концом прикреплены к устам властителя, а другим – к ушам подданных и связывают их по рукам и ногам. Если оставить метафоры: законы связывают, мешают, препятствуют и, следовательно, «свобода подданного» состоит, строго говоря, в таких поступках, которые властитель забыл урегулировать при помощи гражданских законов. Чем меньше круг действий, попадающих в регистр законов, тем больше свободы у подданных[18].

Свобода граждан, в свою очередь, – это не свобода от законов, но свобода благодаря или в силу законов. Поскольку, чтобы свобода была настоящая, все должны подчиняться законам или, согласно классическому завету, законы должны быть сильнее людей. Если же в государстве есть человек, который сильнее законов, в таком государстве не существует свободы граждан. Во Флоренции в XV в., не прибегая к открытому и систематическому применению насилия, Медичи сумели создать для себя огромную власть, такую, что они могли нарушать законы и управлять ими, тем самым заставляя город себе служить. Поэтому мы читаем в «Хрониках» Филиппо Ринунччини, одного из их противников, что республика, желающая «жить вольно», не должна допускать, чтобы гражданин «мог больше, чем закон»[19]. О Пьеро де Медичи, сыне Козимо Старого, Филиппо ди Чино Ринунччини писал: «Ибо ясно видно, что он проявил себя в нашем городе как тиран; что подобное происходит там, где позволяют одним сильно возвыситься над другими, что это опаснейшая вещь в республиках и что так всегда бывает»[20]. Макиавелли вторит ему в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия»: «…нельзя назвать свободным город, где власти боятся одного из граждан»[21].

Контраст между свободой подданных (свободой от законов) и свободой граждан (свободой в силу законов) становится хорошо понятен, если мы прочтем один сочный пассаж из «Левиафана», в котором Гоббс хочет нас убедить, что на самом деле нет никакой разницы между двумя свободами и что свободен и гражданин республики, в которой царит верховенство закона, и подданный самого абсолютного из владык: «На башнях города Лука начертано в наши дни большими буквами слово LIBERTAS, однако никто не может отсюда заключить, что человек здесь в большей степени свободен или же избавлен от службы государству, чем в Константинополе. Свобода одинакова как в монархическом, так и в демократическом государстве»[22]. Гоббс не понимает или делает вид, что не понимает, что в республике (не коррумпированной) те, кто правят, и те, кем правят, подчиняются гражданским и конституционным законам, тогда как в Константинополе султан стоит над законом и может по собственному произволу распоряжаться имуществом и жизнями подданных, вынуждая их жить в состоянии зависимости и, следовательно, при отсутствии свободы. Вопреки диалектическим усилиям Гоббса, свобода граждан и свобода подданных и слуг оказываются глубоко различными.

То, что свобода граждан и свобода подданных внушают несовместимые друг с другом образы жизни и мысли, хорошо видно на примере отношений между свободой и доблестью (virtu). Сегодня принято считать, что свобода есть благо, которым мы обладаем и наслаждаемся в свое удовольствие. Мы не должны жить именно так и не иначе или что-то делать для того, чтобы быть свободными. Свобода гражданина, в свою очередь, не благо, которым мы обладаем и наслаждаемся, каким бы ни был наш образ жизни, но награда, которую мы получаем, если поступаем хорошо или если исполняем наши гражданские обязанности. Причину, по которой свобода не благо, которым обладают и пользуются, а награда за исполнение обязанностей, понять легко, нужно лишь взглянуть на реальность фактов. В любом народе и в любое время (в одном месте в большей степени, в другом – в меньшей) есть люди, которые любят властвовать, подниматься все выше, быть всегда в центре. Чтобы достичь своей цели, они разными способами сосредоточивают в своих руках различные виды власти. Если мы хотим помешать тому, чтобы город попал под власть одного человека, необходимо, чтобы граждане, по крайней мере самые мудрые из них, заметили эту опасность прежде, чем станет слишком поздно, и смогли найти наилучший способ защитить общественное благо. Они, кроме того, должны продемонстрировать доблесть (если воспользоваться древним, но всегда уместным словом), в особенности отвагу. Если из-за глупости или из-за трусости они не смогут воспротивиться власть имущим, которые стремятся к господству, они потеряют свободу. Для подданного или слуги быть свободным означает всего лишь обладать свободой и пользоваться ею без помех и препятствий; для граждан – это награда за поступки в соответствии с принципами доблести.

Если быть свободными гражданами означает не быть подчиненными огромной власти и выполнять гражданский долг, очевидно, что итальянцев нельзя назвать свободными; или все-таки можно, но если понимать свободу как свободу подданных или слуг. В Италии действительно утвердилась власть, которая не является ни неограниченной, ни авторитарной, ни деспотической, ни незаконной, но является огромной и поэтому самим фактом своего существования разрушает свободу граждан. Власть Сильвио Берлускони не является неограниченной, поскольку это не та власть, которая позволила бы ему навязывать его волю, как ему вздумается; она не авторитарная, потому что установилась и держится не за счет использования полицейского насилия или частных военных сил; она легитимная, потому что основана на консенсусе большинства итальянцев, выраженном в соответствии с правилами демократии. И тем не менее это и есть огромная власть, потому что она существенно превосходит границы власти, которой когда-либо был наделен один человек при либеральном или демократическом режиме. Сильвио Берлускони располагает личным богатством, которое не снилось никакому демократическому политическому деятелю; он контролирует политическую партию, которую сам создал и которая состоит из людей, преданных не идеалу, а лично ему; он управляет системой массовой коммуникации, которой никогда не было в распоряжении ни у кого из глав государств.