Отвертка - Илья Стогов

У барменши были опухшие от недосыпания глаза. Когда-то я помнил, как ее зовут. Сейчас, разумеется, уже нет.

— Можно пачку «Lucky Strike»?

Барменша сказала, что «Lucky Strike» нет. Тогда я попросил стакан под пиво. Стакан у барменши был. Правда, не очень чистый.

Я сел за стол, выставил бутылки и наконец закурил. Как это обычно бывает, спать почти не хотелось. Захочется позже, ближе к обеду. А пока можно пить свою «Балтику» и дожидаться коллег.

Коллеги появились почти сразу. Трое хмурых и небритых парней из криминального отдела. Журналюги. Зубры острого репортажа. Из тех, что начинают день со стакана теплой водки и потом открывают ударом ноги абсолютно любую дверь.

Я кивнул, и один из зубров тут же подошел к моему столу.

— Как машинистки?

— Нормально, Паша, нормально. Жалуются только — почерк у тебя неразборчивый. Буквы, говорят, иногда пропускаешь.

Эту историю знал весь издательский комплекс. В мифические времена… в эпоху, когда рубашки «Лакоста» еще носили с черными кроссовками «Reebok», а Брежнев был не персонажем комиксов, а (поверите?) политиком… в те времена Паше доверили должность выпускающего редактора.

Паша понял это в том смысле, что перед ним открываются двери в Большую Карьеру. Он купил себе пиджак, при встрече подавал для рукопожатия два пальца и демонстративно называл всех на «вы».

Он просиживал в редакции до двух ночи. Сам лично, не доверяя корректорам, проверил все, вплоть до знаков препинания, в прогнозе погоды… а в шесть утра из типографии позвонили и сказали, что в заголовке передовицы вместо цитаты из Маяковского: «Я себя под Лениным чищу» набрано: «Я себя под Лениным ищу». И фотография улыбающейся девушки.

Тираж ушел под нож. Газета вышла с трехчасовым опозданием. Паше больше никогда не доверяли ответственных постов.

Паша помрачнел и поскреб ногтями похожую на лишайник небритость.

— Знаешь, Илья… мне тут человечек с утра звонил. Говорит, какого-то Стогова из «Moon Way» на Литейный увезли. Не родственник?

— Да, Паша. Все правильно. Это меня увезли на Литейный.

— Тебя? А за что?

— Паша, об этом пишу я. Сам.

Паша увял, с тоской посмотрел на «Балтику» и попробовал зайти с фланга.

— Сам так сам. Что хоть случилось? Говорят, какого-то китайца убили?

— Ага. Убили.

— И?..

— Паша, ты нерусский? Я же сказал — об этом пишу я. Что непонятно?

— Злой ты, Стогов.

Мы помолчали.

— Дай хоть пивка хлебну.

— Хлебни.

Паша мстительно присосался к горлышку и поставил бутылку на стол, только когда пива в ней осталось на пару пальцев. Потом он, не оборачиваясь, вернулся к своему столу.

В мокрой куртке, прямо с улицы, в буфет влетел буржуазного вида мужчина. Не иначе как обозреватель из еженедельника выше этажом: «А сегодня, дорогой читатель, мы поговорим с тобой о самом главном… о том, о чем нам давно следовало поговорить… о курсе акций ПСБ в наступающем сезоне…»

Я открыл вторую бутылку. Не дай мне Бог дожить до такого вот состояния. В буфет вошли три машинистки и новенькая корреспонденточка из отдела социальных проблем, имени которой я не знал. Машинистки были бледны и не накрашены.

То ли помог аспирин российских спецслужб, то ли все-таки «Балтика». Но головная боль совсем прошла.

Я осторожно потрогал лоб. По ту сторону лба понемногу оформлялся сегодняшний репортаж. Пора идти на рабочее место и писать о загадочном убийстве китайского бизнесмена в петербургском найт-клабе

«Moon Way».

Специально для читателей нашей газеты! Специальный корреспондент И. Стогов, первым оказавшийся на месте преступления, передает!..

Иногда меня в буквальном смысле тошнит от того, чем я занимаюсь. Впрочем, ничего другого делать я все равно не умею.

Я отнес пустые бутылки на столик с табличкой: «Грязную посуду — сюда» и начал похлопывать себя по карманам в поисках ключа от кабинета. В этот момент в буфет вошел мой главный редактор.

— Ага! Стогов! Я знал, что найду вас в баре.

— Здравствуйте, Виктор Константинович.

— Вы знаете, что вам звонили?

— Мне?

— Вам звонили, а вы с утра в баре.

Какая здесь связь, я не понял. Но на всякий случай кивнул. Все ясно: мне звонили, а я с утра в баре.

— А кто звонил, Виктор Константинович? Из ФСБ?

— Почему из ФСБ? Что опять случилось? Нет, звонили не из ФСБ. Звонили из китайского Генконсульства. Сегодня в пять часов они приглашают вас на ужин, который устраивается специально в вашу честь.

Поспать удалось всего часа полтора. Надеть чистую рубашку я успел. Побриться — нет. В десять минут шестого я нажал кнопку звонка генерального консульства Китайской Народной Республики.

Из глубины тонированного стекла сквозь потоки воды на меня смотрело вытянутое отражение.

Помню, пару лет назад редактор газеты, для которой я тогда писал, устраивал мне интервью. Брать интервью предстояло у его, редактора, знакомого прямо на улице.

Чтобы мы друг друга узнали, редактор по телефону пытался описать респонденту, как я выгляжу. Оглядев меня, он сказал в трубку:

— Стогов — это три «не». Он невысок, небрит и практически всегда нетрезв. В общем, вы его узнаете.

Надеяться оставалось только на то, что китайцы — народ вежливый. К чужим недостаткам снисходительный.

Дверь открылась.

— Господин Стогов?

— Да.

— Очень приятно! Меня зовут Дэн Шан-ся. Это я звонил вашему редактору. Проходите, пожалуйста.

Внутри было сухо и тепло. Китаец был маленьким, юрким и носил массивные очки в роговой оправе. Он повесил мою куртку на плечики и убрал в стенной шкаф.

— Промокли? Да-а, погода испортилась! Очень испортилась! Осень в этом году дождливая, не правда ли?

Я сказал, что правда. До сего дня я несколько раз бывал в консульствах. В немецком на Фурштатской, в итальянском напротив Кировского театра, в польском на… не помню, как называется улица… в общем, напротив вендиспансера.

Один раз был даже на банкете в консульстве ЮАР. Удивился, не обнаружив среди персонала ни единого негра. В консульствах азиатских стран бывать мне еще не доводилось.

— Сюда, пожалуйста.

Мы вошли в комнату для приемов. Комната была большая. Окон было не меньше пяти, а за окнами шел дождь и чернели воды Мойки.

Справа от двери на стене висел портрет знаменитого китайца. Мао Цзэдун? Конфуций? У дальней стены полукругом стояли диванчик и два кресла, между которыми был втиснут низенький стол с одинокой пепельницей посередине.