Дальний поход - Андрей Посняков

– За травами, – поставив тяжелые корзины, женщины дружно поклонились. – Да за глиной. Кувшинов, горшков налепим – водой запастись.

Воду брали с реки, в версте от острога, привозили в лодках – в бочонках да в больших корчагах. Супруга атамана Настя – кареглазая красавица с каштановыми вечно распущенными волосами – тоже отправилась сегодня с подружками… да вот что-то не видать ее было.

– А где Настена-то?

– За ельником, атамане, осталась, – потупив глаза, пояснила Онисья. – Там, на опушке, цветы увидала, нарву, говорит, да наберу на болоте морошковой шелухи.

– За ельником, говорите… Ну, господь вам в помощь, девы.

– И тебе, атаман, не хворать.

Простившись с девушками, Иван зашагал к ельнику, не оглядываясь… а вот кое-кто из дев оглянулся – красавица Митаюки-нэ. Обернулась, проводила атамана долгим подозрительным взглядом…

– Ишь, ходит, распоряжается…

– Так он же вождь! – несмело откликнулась Тертятко. – Он же должен.

– Должен. – Митаюки скривилась. – И я кое-что должна. Ладно, подруженька, пошли, потащили корзину. Как муж твой – Ухтымка? Не вернулся еще?

– Не вернулся. – Тертятко удивленно скосила глаза. – Ты ж знаешь.

– Знаю. А спросила – так просто. Ну, пошли.

Себе на уме была Митаюки и власть над мужем имела крепкую… как и Тертятко над своим Ухтымкою. Сами-то казаки – и Ухтымка, и Матвей Серьга – в простоте своей полагали, что сами по себе в пленниц сир-тя влюбились. Наивные! Коли б Митаюки не сварила приворотное зелье – так еще неизвестно, как бы обернулось все. Были бы живы пленницы? Остались бы в наложницах, которых всякий… Или сбежали б уже… явились бы в свой род опозоренные, никому не нужные… А так – уважаемые… почти уважаемые, замужние женщины. Особенно казаки Митаюки-нэ уважали, а многие – так даже и побаивались, в чем ничего удивительного не было: Митаюки еще в доме девичества в селении своем родовом Яхаивар считалась одной из лучших, подающих большие надежды колдуний. Митаюки – колдунья, а Тертятко-нэ – так…

Иван обнаружил жену на опушке, у ельника – что-то напевая, Настя увлеченно собирала цветы – крупные желтые одуванчики, розовый клевер, ромашки…

– Зачем они тебе? – подойдя ближе, тихо протянул атаман.

Девушка дернулась, обернулась:

– Ой! Ты как подобрался-то?

– Больше песни пой, – улыбнулся Иван. – Верней – громче. Так и колдун с неба на драконе своем прилетит – не заметишь.

– Уж колдуна-то замечу, – девушка весело засмеялась.

Именно так – девушка – молодой жене атамана едва исполнилось восемнадцать.

Егоров уселся в траву:

– Так цветы-то тебе зачем все-таки?

– Клевер с ромашками – засушу, пригодятся. А одуванчики… – Настя смущенно улыбнулась. – Больно уж они красивые, крупные… ровно солнышки. Вот у нас дома, помнится… Потому и сорвала, сейчас венок сплету. Подождешь? Или куда идти надумал?

– Надумал. Но подожду. А ты плети, плети, люба.

Рассмеявшись, Иван взъерошил ладонью волосы супруги, обнял, целя в губы… Руки его скользнули под короткую кухлянку Насти, нащупав теплую шелковистую кожу спины.

– Да подожди ты… Венок-то дай доплести…

А пальцы атамана уже бежали по девичьей спине, то поднимались выше – к лопаткам, то спускались к ягодицам, к ямочкам у копчика, залезая под узкие замшевые штаны, кои – на ненецкий манер – носили в остроге все женщины.

– Ой… Ой! Щекотно!

– А ложись-ка, мила, на травку…

Иван и сам сбросил уже с себя и кафтан, и рубаху, да, заголив юной супруге живот, начал целовать пупок… а потом добрался и до груди, накрывая губами коричневато-розовые твердеющие сосочки.

Стащив с Насти кухлянку и штаны, Иван опустился перед женой на колени и какое-то время стоял так, смотрел, любуясь невозможно красивыми изгибами нежного и гибкого тела, потом снова поцеловал грудь, спустился к пупку, к лону…

Юная женщина застонала, облизывая губы, в карих блестящих глазах ее запрыгали солнечно-золотистые искорки-чертики… Настя приняла мужа с такой страстью, какой почему-то давно уже не испытывала в избе, может быть, потому, что там все же было темновато, а вот здесь, на поляне… здесь как-то все было по-новому: синее бездонное небо над головой, пьянящий запах смолы, теплый, ласкающий разгоряченные тела ветер.

Дева почему-то совсем не стеснялась своей наготы, ну, может быть, чуть-чуть, самую капельку, хотя полагалось бы стесняться – так, строго подняв указательный палец, говаривал в недавно выстроенной – точнее, восстановленной из отбуксированных лодками от старого острога бревен – церкви священник, отец Амвросий. Церковь посвятили Святой Троице, так и новый острог назывался – Святой Троицы или просто – Троицкий. А отец Амвросий…

– Ой!!!

Оттягивая высший момент наслаждения, девушка старательно думала о чем-то постороннем: о священнике, об остроге, церкви… Помогало это мало – приятный жар, быстро распространяясь по всему телу, взорвался в лоне, да так, что Настена, застонав, изогнулась дугою, едва не расцарапав спину своего атамана.

А тот, испытав наслаждение, не переставал ласкать любимую женушку, только ласки стали куда более нежными, томными, словно бы терпкая волна страсти, накрыв супругов с головою, схлынула, уступив место штилю… чтоб вновь вернуться, ударив с новою силой! Так, чуть погодя, и случилось, только на этот раз этой волной была Настя. Именно она, едва переведя дух, накинулась на мужа с новою силой: обхватывая, сжимая бедрами, уселась сверху, ощущая спиной и талией крепкие ласковые руки, наклонилась, целуя Ивана в губы, сама заходясь в страсти, провела твердыми сосками по его груди, чувствуя, как пробежались по спине нежные пальцы мужа, а по всему телу заходили мурашки…

– Ой!!!

Мужские ладони сжали гибкий стан, бедра, и лоно вновь наполнилось жаром. Отпрянув, Настя застыла, продлевая пряный накал страсти, и, не выдержав, задергалась, застонала, закрыла глаза, отдаваясь томной любовной неге, лучше и слаще которой, наверное, не было ничего в этой жизни.

Бедный отец Амвросий…

– Ах…

Дергаясь и изгибаясь, словно быстроногая лань, девушка вновь прижалась к груди мужа… затем открыла глаза… и снова закрыла, ощущая, как волна удовольствия вновь накрывает ее… и супруга.

Они так и пропустили вернувшийся с дальнего похода струг – не заметили, проглядели, да ведь не до того и было, какой там струг, когда тут…

Струг увидали, уже подойдя к острогу.

– Вернулись, – выпуская из руки горячую ладошку супруги, атаман улыбнулся. – Надеюсь, не пустые.

– Да ну, – Настя повела плечиком. – Пустые уж не вернулись бы. Наверняка с добычею. Вон, какие бегают радостные.

И в самом деле, вернувшиеся казаки Силантия Андреева швартовали струг с шутками-прибаутками, а вот уже, перебросив мостки, принялись таскать бивни.