Москва 2066. Сектор - Андрей Лестер

В начале была музыка. Это точно.

Мужчины утаивают, женщины – лгут.

Так сказал мне один латинос в Гватемале. Он был женат четыре раза. Все мои жены, говорил он, были лгуньи. А до свадьбы казались прямодушными ангелами. Это брак на них влияет. Так он хотел успокоить меня, когда я рассказал ему о Регине.

Тогда, в Гватемале, я еще был на ней женат. Вернее, это я был в Гватемале, а она ждала меня в Москве. Была без ума от этого города.

Регина, как и я, была из военной семьи. Ее мать, гарнизонная гранд-дама, врала всегда и во всем, даже по поводу цены на сливочное масло в соседнем магазине или насчет погоды. Спросишь, как погода в Москве, ответит – проливной дождь и холод. А там плюс двадцать и ясное небо. Это должно было меня насторожить, ведь я собирался жениться на ее дочери, но почему-то не насторожило. Регина выглядела правдивой, я думал, что пошла в отца. Единственное, что меня с самого начала немного коробило, – это ее увлеченность гороскопами. Она даже на суде во время развода сказала, что наш брак не имеет перспектив, потому что она родилась под знаком Льва, а я – Овена, причем не просто Овена, а на рубеже то ли Тельца, то ли еще какой-то твари, не запомнил. И стала по этому поводу распространяться, так что судье пришлось ее принудительно затыкать. Я слышал, как он потом в коридоре говорил, что впервые сталкивается с такой тяжелой формой зодиакального идиотизма. Хорошее выражение – «зодиакальный идиотизм». Теперь такого юмора не сыскать. Зато исчезло и само явление. Конечно, если не считать дерганых.

Все называют те дни Переворотом. Некоторые Потеплением. А я бы назвал Ответом. Большим Ответом.

Как-то упустил тот момент, когда Регина стала меня ненавидеть. Наверное, это произошло одновременно с ее первым предательством. Ненавидеть она умела со вкусом, не торопясь. Она как будто специально уделяла время ненависти. Странно, я так не умел, тут она превосходила меня по всем статьям, а я ведь убивал и пытал людей без счета. И шантажировал. Всякое приходилось.

Вечером накануне того дня, когда нас вызвали в Центр по тревоге (код «7» – более высокий уровень только при массированной ядерной атаке), я встретился с Региной по дороге домой из аэропорта. Хотелось спать, и, во всяком случае, не хотелось видеть людей. Но Регина настояла. На улице было холодно, морозно и грязно. «Мерзко» – так говорили раньше. Мне это слово не нравилось. Я в свое время заметил, что с мужчинами, которые говорят о погоде «мерзкая», следует держать ухо востро, зачастую они и сами мерзавцы.

Мы зашли в кафе. Регина стала требовать денег. Я за два часа до этого прилетел из Дагестана, и мне было странно видеть еще довольно красивую женщину, хорошо одетую, сытую, сидящую в тепле, которая тратила бесценное время своей жизни на ложь и вымогательство, и все для того, чтобы в результате получить какие-то совсем необязательные для жизни вещи. Вначале она долго жаловалась, что им с Сережей (это был ее новый муж) нечем заплатить за газ и электричество, потому что учеба Кати (нашей с Региной дочери) на юридическом высасывает финансы.

– Как так? – сказал я. – Я же даю деньги на учебу.

– Ненавижу, когда ты так шепчешь, – сказала она. – Ты что, не можешь по-настоящему разозлиться?

Мне не хотелось отвечать.

– Я с тобой даже ни разу не была за границей. Ты-то везде побывал! – Она попробовала нанести удар из-за угла.

Я действительно много где побывал: в Афганистане, Сомали, Чечне.

– Ну а при новом муже? – спросил я.

– Побывала! – ответила она. – На Новый год были в Париже.

А за электричество заплатить нечем. Что тут скажешь?

– С Катей? – спросил я, чтобы как-то поддержать беседу.

– Нет, ей с нами неинтересно. Да ей и поехать-то не в чем.

– Я давал на это деньги, – сказал я.

– Опять ты шепчешь? Как кобра какая-то. Ты из-за своей службы родине семью разрушил, значит, тебе родина за это заплатила, за наше разрушенное счастье. Значит, это наши общие деньги.

Я промолчал. Логика была потрясающей.

– И ты теперь счет ведешь, на что дал, на что не дал? Может, тебе квитанции из магазинов приносить для отчета?

– Чего ты хочешь, Регина? – спросил я. – Ты сказала, дело срочное, а говоришь о деньгах. О них ты и без этого всегда говоришь. Так в чем срочность?

– Твоя дочь, – выпалила она, – требует машину. Мини-Купер.

– Да ты с ума сошла, – улыбнулся я. – У меня нет таких денег.

– Хотя бы подержанную, двух-трехлетнюю…

– Это всё?

– Сказала, из дома уйдет!

– Пусть уходит! – Я встал, рассчитался с официантом и направился к выходу.

Регина побежала за мной.

Ночью мне снился красивый и тревожный сон, который, с небольшими изменениями, снился мне уже несколько лет. Время от времени.

Но вначале я долго не мог уснуть. В глазах мелькали отрывки из событий последних дней в Дагестане. Болело колено, давило и покалывало в правом боку. Я чувствовал себя старым, изношенным. Сколько времени у меня еще осталось? Я не мог вообразить себя стариком. Жизнь чего-то да стоила, пока в ней были опасность, риск и возможность бросаться опасности навстречу.

С годами я понял, что служение стране, вообще, не является для меня основной побудительной причиной. Я действовал, потому что не мог жить без смертельной опасности, как некоторые не могут жить без секса, телевизора или ежедневных походов по магазинам. И если опасности поблизости не было, я делал все, чтобы ее найти.

Но я все же был еще и человеком, не только агрессивным животным, поэтому старался максимально разумно использовать свои разрушительные инстинкты. Я понимал, что наша страна (или родина, не знаю, как правильнее) зашла в тупик. Конечно, я видел и другие страны, и не могу сказать, что мне нравилась дорога, по которой они шагали. Абсолютно все человечество казалось в той или иной мере заблудившимся. Исходя из этого понимания, думал я, есть ли у меня еще время что-то изменить? Остались ли силы сделать бросок навстречу, может быть, самой большой опасности? Опасности для всего мира. Всех людей.

Или я так и состарюсь, как исправный бультерьер, которого лишь изредка спускают с поводка?

Такие мысли разрушали меня, подтачивали здоровье и характер. Я чувствовал всеобщую опасность, она пропитывала почву и небеса. Но я не понимал, где ее источник. Где враг? Куда бросаться?

Было много людей, которые боролись с «системой». Одни с коррупционной системой, другие с капиталистической, третьи с коммунистической, четвертые, вообще, с государством как таковым. Среди этих людей были отважные, самоотверженные бойцы. И все же мне казалось порой, что даже эти герои боятся смотреть в корень, в суть проблемы.