Москва 2066. Сектор - Андрей Лестер

– Какое разочарование, да? – сказал он, переступая через тело Левы, и поманил громадной лапой. – Иди, мальчик, сюда.

«Предохранитель!» – блеснуло в голове у Чагина. Он лихорадочно щелкнул предохранителем и еще раз нажал на курок. Выстрел ударил в упор. Зрачки Бура расширились от боли и удивления. Он упал на одно колено, прохрипел что-то неразборчивое, пытаясь удержать в руках арбалет, и завалился набок.

Когда я открыла глаза, везде было солнце, много солнца. Вся комната была заполнена солнцем. В открытом окне качались ветки абрикос, медленно роняя бело-розовые лепестки цветов. Где-то недалеко фыркали лошади, и играла музыка. Странный высокий голос пел на английском языке: «Fantasy, return to the fantasy…» Эту музыку я уже слышала когда-то у отца Бориса.

Я пошевелилась. Сильно покалывали кончики пальцев на руках и ногах. Немного кружилась голова. Но в целом я чувствовала себя неплохо.

Я приподняла голову и оглянулась. За изголовьем постели в широкой клетчатой рубахе спал в кресле Егор Петровский, сын директора электростанции. Я подумала, что он заснул на посту сиделки, и мне стало радостно и смешно. Я засмеялась. И вспомнила все. И перестала смеяться.

Мне удалось включить мобильную связь в целом городе. Включить и удерживать ее в течение почти сорока минут. Когда-то для этого нужны были разные операторы, антенны, частоты и всякая подобная лабуда. А я сделала это одна, без ничего.

Я вспомнила, как тяжело мне было. Как с каждой минутой становилось все тяжелее. Мозг как будто опустили в кипяток, вокруг все плыло в ослепительном радужном свете, и мерцающие очертания Бориса и Регины всплывали передо мной и кричали, чтобы я остановилась, но я не имела права останавливаться. И я продержалась сорок минут.

Потом я помню, мы ехали с губернатором Хабаровым встречать садовника, который вез домой своего сына, свою жену и дядю Игоря. Помню, как испуганно смотрел на меня садовник Никита Чагин, и как звонко рассмеялся его сын, когда я поздоровалась с ним, и как я успела подумать о том, что этим мальчиком собирались заменить меня, и что надо будет как-нибудь потом поговорить с мальчишкой. Помню, как я медленно подошла к повозке, и заглянула в нее, и увидела посиневшее тело в сгустках крови с куском железного прута, торчащего из груди. Больше я не помнила ничего.

– Егор! – позвала я. – Егор!

Егор открыл глаза, вздрогнул и, оттолкнувшись ногами, резко поднялся по спинке кресла. Он улыбнулся своей замечательной, немного застенчивой улыбкой и потер голову обеими руками.

– Плохая из меня сиделка, – сказал он. – Прости.

– Ничего, – сказала я. – Я рада тебя видеть.

– И я рад, – сказал он. – Хотя мне и немного страшновато. Не знал, что ты можешь такое.

– Надеюсь, что ты шутишь, – сказала я.

– Шучу, – сказал он. – Но и страшновато тоже.

Он встал, подошел и провел рукой по моим волосам. Я поймала его руку и сжала ее.

– Егор, – сказала я.

– Что?

– Егор, а что с полковником Адамовым?

Егор опустил глаза:

– Его увезли куда-то мой отец с губернатором. А я остался здесь. Больше ничего не знаю.

Я прикинула, насколько скромно была одета под простыней, и стала подниматься.

– Куда ты? – спросил Егор. – Подожди. Хочешь, я позову врача?

– Не нужно врача, – сказала я.

В бронированном экипаже двигалась Елена Сергеевна по улицам Сектора. На улицах царили холод, тревога и подавленность. Толпы людей с возбуждением надежды шумели у церквей, не помещаясь внутри. Мобильная связь проработала чуть более получаса, оставив после себя чувство тяжелого похмелья и даже отчаянья.

«Вот для чего нам нужен был Ребенок, – думала Елена Сергеевна. – Окормляй как хочешь: то под горячий душ толпу, то под холодный».

Экипаж остановился у большого белого здания, резиденции Бура. Елена Сергеевна вышла из экипажа и поморщилась. Из динамиков, установленных неподалеку, на пределе громкости неслось: «Мяу-ши! Мяу-ши! Тебе мои мя-ки-ши!..»

Ее провели на второй этаж, впустили в большую светлую комнату и закрыли за ней дверь. Комната была переоборудована в больничную палату. Посреди стояла кровать, а на ней, подключенный к капельницам и проводам, лежал Виталий.

Елена Сергеевна подошла к нему и посмотрела на его заострившееся рубленое лицо. Грудь была перевязана и прикрыта простыней. Но Елена Сергеевна помнила, как позавчера в этой груди копались окровавленными пальцами доктора, а она сидела рядом и думала: «Вот это и есть наше будущее? К этому мы идем?»

Теперь она постояла должное время у постели раненого, демонстрируя подчиненным единство власти и вместе с тем испытывая непреодолимое желание вырвать все проводки, поддерживающие жизнь в этом громадном теле.

Потом она вспомнила, как долго разрабатывали концепцию «прыгающего человека» и, наклонившись, прошептала на ухо полковнику: «Допрыгался?»

И расхохоталась.

Нет ничего лучше маленького щенка.