Капли великой реки - Хироюки Ицуки

Смерть человека я рисую себе при помощи истории, в которой есть образ «возвращения в море». Ещё в моих фантазиях фигурирует «возвращение на небо», а потом вновь «возвращение на землю».

Когда капли, которыми является жизнь каждого из нас, завершают свой путь, они возвращаются в море. Материнское лоно моря принимает их в себя, и они сливаются с другими каплями, под действием света и тепла превращаются в пар и возносятся на небо. Потом вновь на землю.

Очень наивный образ, как детская картинка, но для меня он убедителен, так и стоит перед глазами.

Попробую порассуждать о старине и о буддизме. Синран, вероучитель эпохи Камакура, был к тому же редким мыслителем, которому удалось утвердить буддизм особого японского толка. Он начинал с того, что принял учение Хонэна,[8]который основой всего считал молитву будде Амиде.

Однако я считаю, что углублённое Синраном учение о поклонении будде Амиде не является единобожием в общепринятом смысле. О «мириадах божеств» Синран, правда, не говорил, но признавал существование множества будд и бодхисатв, просто из всех он выбрал будду по имени Амида-Нёрай. Учение Синрана и состоит в том, что надо целиком положиться на одного этого будду. Правильнее даже сказать так: Синран твёрдо верил, что именно милостивый будда Амида протянет людям руку и примет каждого.

Между прочим, люди обычно думают, что буддизм — это культ Будды. А Будда ассоциируется с буддийскими скульптурами, картинами — словом, образом Будды в человеческом обличье, который может быть воспринят зрением.

Однако если внимательно приглядеться к сути учения Синрана, то оказывается, что буддийские картины и изваяния — это ещё не Будда. Изображения имеют всего лишь вспомогательное значение.

За исключением избранных, которые совершают особые ритуалы, внезапно бывают одарены божественным откровением и озарены верой, мы, обычные живые люди, с трудом допускаем существование невидимых божеств и будд, постичь их чувствами мы также в большинстве случаев не способны.

Так рождается символический объект поклонения: скульптура, икона. Кроме того, возникает множество словесных описаний. Но не в этом сущность религии. Установленные в алтаре молельни скульптуры и буддийские картины становятся той лодочкой, которая перевозит исстрадавшегося человека «на тот беспечальный берег», они так и воспринимаются — как источник света во тьме, и это правильно. Нам, заблудившимся, протягивают руку, мы ощущаем, что нас выведут, — и мы признательны за это. Вот потому-то мы поклоняемся буддийским изображениям и, склонив голову, возносим им нашу благодарную молитву.

Но только цель ведь не в этом. Истинное существование, о котором говорит Синран, то место, куда наконец выведут человека, — это Чистая земля, а она дальше, чем буддийские статуэтки и картины. Почувствовать её существование как нечто реальное — вот в этом и состоит вера. И потому в учении Истинной чистой земли Дзёдо синсю, которое основал Синран, а распространил Рэннё,[9]святыней является имя божества. Имя божества — это написанные на бумаге шесть, восемь, а иногда и десять иероглифов, которым поклоняются. Чаще всего встречается «имя божества» из шести иероглифов, это «Наму Амида Буцу».

Но как можно поклоняться иероглифам? Иероглифы обозначают слова. И значит, Будда для Синрана — это сама формула «Наму Амида Буцу» (вверяю свою судьбу Амида-будде). То есть это совсем не такой образ Будды, который можно было бы увидеть. Будду Синрана увидеть нельзя. Это мир, не имеющий пределов. Это время вечности. Или даже нет, там преодолено само понятие времени. Вот это преодоление времени он и называет словом «Амида».

«Амида» — слово на языке санскрит, записанное китайскими иероглифами. Оно, по-видимому, произошло от амитаюс, что значит «бесконечное время», или от амытаба, что означает «безграничное пространство и всепроникающий свет». Нечто беспредельно огромное было наделено формой и очеловечено — так в словесном предании родился образ будды по имени Амида Буцу.

Слово «Наму» значит «вверить судьбу». «Вверить судьбу» буквально означает преклонить колени, опустить голову и целиком отдаться в чьи-то руки, поклявшись соединить с объектом поклонения свою судьбу. Это представление Синрана о том, что «наму» значит вверить свою судьбу Будде, Рэннё развил ещё дальше и стал проповедовать в народе, будто повторять слова «Наму Амида Буцу» — значит радоваться встрече с Буддой и будто формула эта выражает благодарность.

Пояснение смысла формулы «Наму Амида Буцу» есть в любом вводном сочинении по буддизму. Здесь я лишь в общем виде и весьма вольно изложу выводы.

Среди стариков где-нибудь в провинции часто бывает, что целиком формулу «Наму Амида Буцу» или «Намо Амида Буцу» не произносят, а говорят «Намандабу, намандабу». А многие старики и вовсе бормочут: «Наманда-наманда-наманда».

Конечно же, это изменённые варианты «Наму Амида Буцу». Но даже если не произносить как следует: «Наму Амида Буцу», а просто шептать «Наманда», заветы Синрана исполняются в точности. Ведь Синран устремлял свой взор не на статуэтки и картины с изображениями Будды, а в невидимый глазу мир Чистой земли, неизмеримый, не имеющий границ, противостоящий научно познаваемому миру физических явлений. Ну а то, что принято называть раем и адом, лишь промежуточные пункты на пути — так мне представляется.

Когда в душе я возношу молитву, то совершенно естественным образом с губ срывается: «Наму Амида». Назваться буддистом я бы не решился, скорее, я своеобразный почитатель Синрана, и в этом качестве ощущаю, что мне формула вполне подходит.

Если вам не по душе старомодный обычай повторять «Наму Амида», можно не произносить именно эти слова. Можно говорить «аригато годзаимас», или «спасибо», или «грацце». Достаточно того, что вы чувствуете признательность и в душе благодарите, сложив ладони, просто за то, что в этом жестоком мире вы как-то ещё живёте.

Из-за наложения понятий «Чистая земля» и «Рай в Чистой земле» люди склонны думать, что Чистая земля и Райская земля — это одно и то же. Я так не думаю.

Чистая земля — это не рай. И ад, и рай находятся в том самом мире, где человек изо дня в день проживает свою жизнь. Хорошо знакомое изречение из книги «Таннисё»:[10]«Известное дело, ад» — мне не хотелось бы понимать в том смысле, что после смерти мы непременно отправимся в ад. Я хотел бы думать, что речь идёт об этом, нашем мире, именно в нём мы узнаём, что такое ад.

Именно потому, что нас искушают эгоистичные желания, мы раним друг друга и природу, нагромождаем одну ложь на другую, потому что мы погрязли в страстях, не стоит бояться ада после смерти.