Беру тебя в долг - Екатерина Кариди

Оставшись одна, она разделась окончательно и улеглась в постель. Сейчас чуть больше двух, до ужина почти пять часов, можно было спокойно поспать. Но заснуть сразу не удалось. Она так и лежала с закрытыми глазами.

И вдруг услышала шорох за дверью. И голоса. Мара напряглась, прислушиваясь.

Говорили мужчина и женщина, но очень тихо, слов не удалось разобрать. Ей почудились интонации этой матрес Фоурм. Потом послышался тихий смех. Шаги.

Что это было?

Она присела на кровати, нахмурилась, а сон как рукой сняло. Хотела выглянуть, но передумала. Что она може предъявить? Кто бы там ни был, они ведь могли просто секретничать. И что с того, что у ее комнаты? Тут целое крыло претенденток, и у всех двери выходят в этот коридор. Почему обязательно принимать это на свой счет?

В конце концов, она снова опустила голову на подушку.

Уже давал о себе знать голод, а до ужина еще далеко. И надо было все-таки попытаться заснуть. Некоторое время Мара еще прислушивалась, потом усталость взяла свое, она уплыла в сон.

* * *

За дверью ее комнаты действительно происходило нечто интересное.

Говорили двое, смотрительница крыла претенденток матрес Елена Фоурм и помощник распорядителя. Он тут присутствовал тайно.

— Эта? — спросил мужчина.

— Такие волосы только у нее.

— Почему не в розовом была, как условились?

— Ну, откуда мне знать? — шикнула матрес Елена и закатила глаза. — Платье могли не успеть доставить, оно могла порваться. Мало ли что может произойти с этими неряхами?!

— Хммм, хмммм, — мужчина пометил что-то в своих записях. — Она у нас идет в жены барону Малгиту? Он заранее оплатил заказ.

— Да. Старый черт, уже четырех молодых жен схоронил, все ему мало!

— Нам какая печаль? Может, ей даже повезет, и старый барон помрет раньше? Останется богатой вдовой.

Раздался приглушенный смех. Они отошли к следующей двери, помощник смотрителя что-то черкал в своих записях. Некоторое время царило молчание, потом смотрительница крыла претенденток проговорила:

— Я все-таки волнуюсь, что если король узнает…

— С чего бы? А если и так? Вон их сколько, он их в лицо не запомнит даже. Пусть хоть любую забирают, хоть всех сразу. Женится-то наш король все равно на принцессе из Грихвальда.

И снова засмеялся.

— Это да, но все же… — вздохнула дама.

Кому как ней ей было знать, что королевский отбор — это прекрасный способ обогатиться. Жаль только, очень редко случается. И потому надо стремиться использовать все шансы. И она старалась. Очень старалась. Но в этот раз честную даму почему-то преследовало странное предчувствие и беспокойство.

Хотя с чего бы? Непонятно.

Отбор проводится как дань традиции, не более того. Иллюзия равенства. Зато это прибавляет королю любви и популярности среди подданных. Каждый захудалый рыцарь может прислать свою дочь на отбор, приглашения, как заведено исстари, рассылаются всем.

Но на самом деле, на ком женится его величество, известно с самого начала. Выбор не особенно велик, реальных претенденток всего двое: принцесса Амелия из Грихвальда и Истелинда, дочь главного королевского ловчего. Амелия дочь короля, а Истелинда необычайно красива. Но, как бы ни была прекрасна дочь ловчего, его величество склонится в пользу династического брака, он куда более выгоден короне.

Остальные же девицы будут нарасхват. Уже сейчас на них идет охота.

Многие королевские рыцари и придворные присматривают тут жен. Выбрать себе невесту с королевского отбора не только престижно, но и выгодно, каждой участнице в качестве приза полагается небольшое, но вполне достойное денежное вознаграждение.

А другим, тем, кто может себе это позволить, девушку подбирают заказ. Вот как в случае с этой Марой-Элизабетой Хантц, у которой такие необычные волосы.

Но рискованно… Ох, как рискованно.

Все надо провернуть идеально, чтобы комар носа не подточил. Ни одно, даже маленькое пятно не должно лечь на репутацию будущей избранницы. Ибо ей предстоит стать королевой Хигсланда и родить наследника престола. Любые подозрения, кривотолки, все это моментально поставит под вопрос право наследования.

Здесь, в стенах этого крыла, Елена Фоурм лично отвечала за каждую.

Однако за его пределами, смотрители ответственности не несут, если вдруг какая-то девица возьмет и опозорит сама себя, Или предпримет какой-нибудь легкомысленный шаг и потеряет доверие.

Или выйдет замуж.

* * *

А в это время Мара-Элизабета Хантц преспокойно спала.

Проснулась только к пяти, и то, потому что явилась служанка, помогать ей одеться к ужину.

Спросонья ее немного знобило, и приходить в себя было трудно. Служанка все время тарахтела и торопила ее, а ей хотелось послать все к черту. Но Мара пересилила себя и стала собираться.

Пока она умывалась, Гизел успела застелить постель и разложить поверх все ее платья.

— Что наденете, мадхен Хантц?

Вообще-то, платьев было не так уж много, вероятно, у других девиц этого добра побольше. Мара неохотно оглядела все, взгляд остановился на розовом, и Гизел тут же показала на него:

— Вот это? Оно самое модное.

А ей почему-то не хотелось. Наверное, потому что дядя настаивал, чтобы она надела именно его.

— Нет. Вон то, голубое.

Платье тоже было красивое. И не такое открытое, как розовое. Квадратный вырез каре был отделан узкой полоской вышивки, и такая же вышивка шла по низу рукавов. а по подолу рисунок был крупнее. В остальном же никаких излишеств.

— Вот это? Что ж, я сейчас подготовлю его.

Сейчас? Мара скептически посмотрела на складки и заломы на платье, образовавшиеся, оттого что оно лежало сложенным в сундуке. Она же ничего нормально разгладить не успеет. Надо было делать это все раньше, благо времени было полно. Но сейчас поздно спохватываться, сама виновата, проспала весь весь день.

— Хорошо. — сказала она. — Но впредь постарайся готовить платья заранее.

Гизел аз покраснела от злости.

— Разумеется, мадхен Хантц.

Поклонилась ей и вылетела из комнаты. Вернулась с утюгом, пыхтела и громыхала, но справилась действительно быстро. Разложила платье и проговорила:

— Вот.

Мара посмотрела на служанку и проговорила:

— Спасибо, Гизел. Руки у тебя просто золото.

Девушка неожиданно смешалась, выдавила неловкую улыбку и сказала, шевельнув крупными кистями:

— Ну что, мадхен, будем одеваться? А то уже время.