Трехручный меч - Юрий Никитин

Не люблю открытые пространства, весь как на ладони, Рогачпонял и двинулся вдоль кромки леса. Все равно, как сказала однапутешественница, если долго идти, то куда-то да придешь. Земля тянется зеленая,плодородная, черноземистая. Я нутром чую чернозем, подзол, он в лесу, а тамвпереди — только чернозем, потому никак не могу врубиться: как функционируетздешнее государство, ведь не видать самой многочисленной прослойки, даже основылюбой державы, — крестьянства, которое кормит, поит, одевает и снаряжаетвсе это скачущее и дерущееся воинство, то самое крестьянство, которое возводит,кстати, красивые величественные замки.

Дорога зачем-то начала отдаляться от леса, просто так, безвсякой причины. Я знаю, ничего не бывает без причины, перестал дремать,огляделся зорко, вскинул руку к рукояти меча, на месте ли, кончики пальцевпробежали по жесткому оперению стрел. Там дальше довольно широкая зеленаядолина. Волк и ворон нахохлились, тоже не любят простора, как, видать, не любяти быстрой езды, здесь все уменьшенное, всего лишь Европа, нет размаха, нетраззудежности.

— Ложись! — крикнул волк.

Я, не раздумывая, скатился с коня. С мечом в руках встал вбоевую стойку, ноги чуть шире, чем на ширине плеч, а плечи у меня ого-го, рукис мечом повернуты сильно налево, в то время как корпус скручен вправо, довольнодурацкая поза, но, надо признать, красивая, сам как-то смотрелся в зеркало идолго отрабатывал стойку, двигая мышцами и подрагивая ляжками.

По земле пронеслась черная растопыренная тень. Я в самыйпоследний момент догадался взглянуть вверх, идиот, все ожидал нападения излеса, что за версту отсюда, за волосы больно дернуло, а в уши вонзился жуткийнечеловеческий крик.

Я упал, откатился в сторону. Рядом шлепнулась и забилась вкрасивых судорогах молодая женщина с крыльями. Крылья как у огромной летучеймыши, а тело, прекрасное и чувственное, сейчас распорото, как рыба ножомделовитой хозяйки: от головы и до конца брюха. Наверное, засмотрелась на моюэффектную стойку и напоролась на меч, кишки вывалились такой огромной сизойкучей, что я вытаращил глаза: как столько помещается в миниатюрном, нежном,хрупком теле с одухотворенным лицом?

Вторая гарпия пронеслась так низко, что едва не вырвала измоей головы клок волос. Пахнуло зловонием. Я мгновенно выронил меч, пальцы самирванули лук, быстро натянул тетиву. Гарпия уходит по широкой дуге, тамразвернется иммельманом и зайдет снова…

Стрела сорвалась со змеиным шипением. Глаза у гарпии, как увальдшнепа, видят и то, что за спиной, успела уйти в довольно неуклюжий пируэт,но стрела уже схватила тепловой след и тоже слегка вильнула в стремительномполете.

Гарпия красиво каркнула в смертельном страхе, перепончатыекрылья трещали от усилий, заметалась, но стрела настигла и ударила в белое, каку рыбы, брюхо. Брызнули перья и почему-то клочья мяса. Гарпию разнесло вдрызг,словно в нее попала ракета «земля — воздух». Вниз с немалым ускорением понессяпузырек с синей жидкостью.

Я приготовился к звону стекла, пузырек падает на голыекамни, но тот опустился совершенно беззвучно, застыл, словно прилип.

— Магия? — сказал я понимающе.

— Синий — магия, — подтвердил волк. — Красный— жизнь.

Я подозрительно посмотрел на синий пузырек.

— Где эта птеродактильная ворона его прятала?

Волк брезгливо промолчал, а грубый ворон каркнул:

— Колдунье говорить не обязательно.

— Как будто не знает, — фыркнул волк.

— Все равно вслух не обязательно, — каркнул ворон— Грубый ты! Сказано, хыщник. Да еще и серый.

Я молча взобрался на коня. Ворон остался было подолбиться вчерепах жертв, что он в этих глазах находит, хотя красивые, не спорю, особенноу первой: миндалевидные, с длинными пушистыми ресницами, но мы с волком уходилибыстро, так что вскоре за спиной послышались настигающие хлопки крыльев,хриплое карканье.

Ворон тяжело плюхнулся на плечо, снова захватив когтямивместе с толстой перевязью и мою кожу. Я предупредил быстро:

— О меня клюв не вытирай! Не вытирай, говорю!

— Да что вы, мой лорд, — ответил воронобидчиво, — разве я позволю такое кощунство…

Он сделал вид, что теряет равновесие, хотя конь идет, какбалерина, ткнулся липким клювом в шею. Через минуту уже спал, сытый иотяжелевший, жесткие перья царапали шею. Скоро там кожа огоровеет, но пока яневольно пытался отодвинуться от пернатого, а он, напротив, во сне прижималсятеплым боком.

Волк вскинул морду к небу. Выразительные ноздри затрепетали.

— Хороший запах, — сказал он мечтательно. —Очень даже…

На поляну выскочил огромный лесной кабан. Я сразу уловил,что кабан молод, нагулял жирок на лесных желудях, мясо сочное, не испоганенноетугими жилами, и моя рука потянулась за луком.

Волк зарычал, забежал сбоку, выставил клыки. С таким зверемне справится, зато развернет левым боком, умница, стрела войдет в сердце посамое оперение…

Кабан всхрапнул, взглянул на волка, на меня, снова на волка.И вдруг с огромной скоростью понесся на меня! Я уже знаю, какую скоростьразвивают эти чудища, сшибут слона, поспешно выронил лук и ухватил меч. Лучшебы копье, но я варвар, копье не положено, так что поспешно развернул коня,выставил меч острием вперед и напряг кисть. Если рука станет твердой, какдерево, и если сдержу удар, кабан сам нанижет себя на лезвие, как жук набулавку…

Кабан несся, как транспортер. Я изготовился, окаменил мышцы.Кабан как-то странно подпрыгнул, избегая лезвия, передо мной мелькнуло белоетело. Я ощутил мощнейший удар, сильные руки схватили меня за горло.

Небо и земля поменялись местами. Я грохнулся так, что искрыразлетелись, как при фейерверке. Надо мной обезумевшее от ярости белоечеловеческое лицо, сильные пальцы сжали мне горло. Я хрипел, мои рукипопытались перехватить его кисти, оторвать, но враг оказался не слабее меня, ктому же сверху, а главное — умеет и любит драться, в то время как я только ношукрасивые пляжные мышцы.

Я хрипел, мой язык вывалился, перед глазами потемнело. Потомпальцы разжались, человек захрипел тоже, из рта хлынула кровь и плеснула мне влицо. Я завопил, кое-как сбросил его с себя, откатился в сторону и сел, весьдрожа.

Из бока этого оборотня торчит рукоять моего кинжала. Какхорошо, что у моего организма нет двух высших, как у меня, нет рефлексий, затоесть рефлексы: когда разум затуманился и утратил контроль, мое неинтеллигентное«я» сумело постоять за себя. А заодно и за меня.

Волк сидит, скотина, смотрит с интересом. Ворон качается наветке, тоже недоволен, только-только сумел сесть поудобнее, как все кончилось.Конь щиплет молодые листья с кустов, даже не оглянется. Тоже, значит, уверен вомне, я ведь герой, спаситель, освободитель, даже все с прописной.