Дело о заикающемся троцкисте - Андрей Константинов

— Да, — сказал Сергей Станиславович. — Не будем… дайте кофею.

Я понял, что это серьезно. Правоведы ловкие попались. Таким палец в рот не ложи. Э-э, нет, не ложи — ловкачи-правоведы. Я понял, что нужно спасаться.

— Конечно, — сказал я. — Сейчас я прикажу секретарше приготовить кофе.

Адвокаты заявили, что их клиент — депутат Государственной Думы, а моя безответственная телевизионная выходка подрывает и дискредитирует его имидж и т. д. и т. п. Они говорили довольно долго.

Я слушал, кивал головой и думал, что братаны подобную речугу формулируют короче: за базар, типа, отвечать надо!

* * *

На следующий день, около восьми вечера, Оксана уже ушла, и когда зазвонил телефон, я сам снял трубку.

— М-мне н-настоятельно н-нужно пе-переговорить с г-г-господином Обнорским, — сказал мужской голос.

— По какому вопросу? — спросил я.

— П-по очень в-в-важному.

Вот так — по очень «в-в-важному»…

И я верю. Я верю, что для того, кто звонит, вопрос очень важен. Но вот важен ли он для остальных, в том числе для Агентства «Золотая пуля» и для меня — Обнорского А. В.?

— Вы по какому вопросу? — повторил я.

— П-послушайте. Д-днем меня т-трижды фут-футболила с-с-секретарша. А д-дело в-важнейшее. Н-на нем вы сможете з-з-зработать и этические, и ф-ф-финансовые дивиденды.

Про «этические» дивиденды я ничего не понял, но ф-ф-финансовые меня заинтересовали. У нас аккурат сложился очередной кризис, денег не было даже на зарплату, и где их взять, никто не знал.

Днем мы провели совещание, обсуждали ситуацию больше часа, но ни к чему не пришли… Короче, именно упоминание про финансы решило исход дела.

Я сдался.

— Я, — сказал я, — Обнорский. Слушаю вас.

— Я м-могу предложить в-вам совершенный эксклюзив.

— Простите, как вас зовут?

— Олег.

— Очень приятно. А меня Андрей.

— Я з-знаю.

— Так в чем суть дела?

— У-у м-меня есть дневники Т-троцкого… Б-бронштейна.

— Поздравляю. А при чем тут я?

— Н-но ведь вы занимаетесь р-розыском к-культурных и-и-и-исторических ц-ц…

Вот оно в чем дело! Опять рикошет от «клада Косинской». Это определенно уже начинает надоедать.

— К Салехарду, — сказал я. — С розыском ценностей — к Салехарду.

— С-салехард конъюнктурщик, — резко ответил Олег, и я с ним мысленно согласился. — А у-в-вас ре-ре-путация…

— Хорошо. Хорошо, Олег. Объясните толком, что вы предлагаете.

— Я м-могу продать вам д-дневник и. п-письма Л-л-льва Т-троцкого. П-подлинники. А вы я-я-якобы провели расрасследование и их на-нашли. Это же ф-фурор. С-сенсация. И — д-деньги.

— А почему вы сами не хотите это сделать?

Олег некоторое время молчал, потом сказал:

— Н-не могу. Есть н-нюансы.

— Бывает, — согласился я. — А сколько вы хотите за ваши письма и дневники?

— В-вы покупаете? — обрадовано спросил он.

— Помилуйте! Кота в мешке?

— Я п-предоставлю образец. П-покупаете?

— Возможно. Так сколько вы хотите?

— Сущий п-пустяк. Тысяч десять, например.

— Рублей?

— Шу-шу-шутите? На С-сотби цена н-на такие р-раритеты…

— Почему бы вам, Олег, — перебил я, — не предложить ваши раритеты на Сотб?

— Это н-невозможно. У м-меня ос-ссобые об-об-обстоятельства.

— Кхе. Откуда у вас подлинники Троцкого? Если мне не изменяет память, Лев Давидович еще в тридцать девятом году продал свой архив Гарвардскому университету.

— У-у меня есть п-подлинники. Х-хотите убедиться?

Я сел на подоконник, закурил. За окном был конец мая, но листва на деревьях уже набрала полную силу, заматерела полетнему…

— Х-хотите у-убедиться?

— Да, хочу. Приносите ваши бумаги.

— Н-нет, невозможно.

— Ну, Олег, так дела не делают. Я вам уже объяснил: за кота в мешке я не заплачу ни копейки.

— Образец т-текста я оставил в ячейке к-камеры х-хранения М-московского вокзала. Записывайте к-код…

* * *

Через сорок минут я был на Московском вокзале. Вокзалы в России — это особая тема. О них можно писать исследования. Я не имею в виду исторический, инженерный или архитектурный аспект… тут я пас. Я имею в виду аспект криминальный. В этом отношении наши вокзалы интерес представляют несомненный.

Это мир бомжей, проституток, воров, скупщиков краденого. Это мир катал, таксистов-вампиров, наркодилеров, кидал, бандитов и контролирующих все это криминальное варево ментов. Как именно менты «контролируют», я комментировать не буду. Контролируют — и все тут. Умный читатель сам догадается, как милиция контролирует.

…В указанной ячейке я нашел большой конверт из плотной бумаги. Никаких надписей на конверте не было.

Я вышел из камеры хранения и нос к носу столкнулся с Ершом. Ёрш тоже меня увидел. Он вытащил изо рта сигарету и сказал: здрасьте.

— Здрасьте, — ответил я. — Сбежал что ли, Витя?

— Обидно слышать ваши подлые инсинуации, гражданин Серегин… Вышел по УДО {Условно-досрочное освобождение}.

— Ты, Ершов, по УДО? — удивился я.

— Тебе чего, Обнорский, паспорт показать?

— Покажи.

Ерш с понтом вытащил из кармана кожаной курточки новенький паспорт. Я заглянул, сразу понял — настоящий. На всякий случай запомнил номер. Ну чудеса — Ерш, рецидивист, которому вменяли три мошенничества, вымогалово и ограбление, вышел по УДО! Дальше ехать некуда…

— Поздравляю, — сказал я, возвращая паспорт.

— Мерси, — ухмыльнулся Ерш.

Я повернулся и пошел. Вслед мне Ерш крикнул:

— Вы, Обнорский, кажется, журналюга? Вот и пишите свои статейки.

— А в опере, — подхватил бугай, с которым стоял Ерш, — пусть Шаляпин поет.

* * *

Дома я вскрыл конверт, встряхнул, и на стол выпорхнули два листочка бумаги.

Один был формата А4 с машинописным текстом, второй — из тетради в клеточку, с рукописным текстом и оторванным уголком.

Сначала я прочитал тот листок, что был отпечатан на машинке:

"Сов. секретно.

Лично.

Тов. ЯГОДЕ Г. Г.

При разборе личного архива б. секретаря ЦИК СССР ЕНУКИДЗЕ А. С. зав. секретной частью Секретариата Президиума ЦИК Союза ССР т. Обуховым был обнаружен пакет, запечатанный личной печатью Енукидзе с надписью личного секретаря Минервиной: «Авель Сафронович просил хранить в запечатанном виде в секретной части» от 8.V-33 г. и второй: «Материал прислан из Швеции от Бекзадьяна, для сведения А. С.».