Борис был не прав - Егор Лигачев

Не мешкая я спустился вниз, вышел на Старую площадь и быстро зашагал по улице Куйбышева по направлению к Кремлю.

Члены Политбюро собирались на заседания в Кремле — на третьем этаже старинного здания с высокими потолками и высокими окнами, из которых видна Кремлевская стена. Рядом — Красная площадь. Мавзолей В.И. Ленина. Конечно, внутренняя планировка этой части здания правительства претерпела существенные изменения, помещения отделаны по-современному, сюда проведены все виды связи. Собственно говоря, здесь находился не только зал заседаний Политбюро, но также кремлевский кабинет Генерального секретаря и его приемная. Здесь же — так называемая Ореховая комната с большим круглым столом, за которым перед заседаниями обменивались мнениями члены высшего политического руководства. За этим круглым столом в предварительном порядке, так сказать, неофициально, без стенограммы и протокола, иногда обсуждались важнейшие, наиболее сложные вопросы повестки дня. Поэтому бывали случаи, когда заседание начиналось не в одиннадцать ноль-ноль, а с запозданием на пятнадцать — двадцать минут. Разумеется, в заседаниях принимали участие также кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК, но они собирались уже непосредственно в продолговатом зале, за длинным столом, где за каждым негласно закреплено постоянное место. Приглашенные рассаживались за небольшими столиками, поставленными вдоль стен.

Кроме кремлевского зала заседаний, как и во многих других странах, есть так называемый командный пункт, где в случае особых обстоятельств также могут собраться члены высшего руководства.

В последние годы при Брежневе заседания ПБ были короткими, скоротечными — всего лишь за час, а то и минут за сорок принимали заранее заготовленные решения и разъезжались. Но при Андропове высшее политическое руководство начало работать в полную силу, обсуждения длились часами. Перерывов не было, обычно довольствовались бутербродами и чаем. При Горбачеве был введен обеденный перерыв: все спускались на второй этаж и обедали за общим длинным столом, где продолжалось активное неформальное обсуждение различных вопросов, в том числе и стоявших в повестке дня, а также шел обмен впечатлениями о публикациях в прессе, о новых театральных спектаклях, о телепередачах, о поездках по стране.

Как первому секретарю обкома мне порою приходилось присутствовать на заседаниях Политбюро. Торопливо шагая по улице Куйбышева к Кремлю, я мимолетно пытался представить себе, как повернется сейчас разговор, какие будут задавать мне вопросы и как отвечать на них. Впрочем, волнения я не испытывал совершенно. Во-первых, не сомневался, что Генеральный секретарь сумеет провести свою линию. Но главное, не делал никакой личной ставки на переезд в Москву. Меня удовлетворяла работа в Томске, предложение Андропова было неожиданным, внезапным, и мои чувства в те минуты сводились к следующему: как получится, так тому и быть!

Правда, меня еще интересовало, как будет решен вопрос с Капитоновым. Но, конечно же, такие вопросы хорошо продумываются заранее. Когда началось рассмотрение кадровых вопросов, Андропов сказал:

— Есть предложение: Егора Кузьмича Лигачева утвердить заведующим отделом организационно-партийной работы, а товарищу Капитонову поручить заниматься сферой производства и реализации товаров народного потребления. Вы знаете, какое мы придаем этому значение, это — важнейший участок работы. Товарищ Лигачев имеет опыт работы на заводе, в комсомоле, в Советах. Работал и в ЦК, — этот момент Андропов подчеркнул особо. — Значит, знает работу аппарата ЦК. Как будем поступать, товарищи?

Кто-то спросил:

— Сколько лет работал в Томске?

— Семнадцать.

Тут я в шутку уточнил:

— Семнадцать с половиной…

Андропов улыбнулся. Утвердили, благословили, но вдруг Н.А. Тихонов с наигранной серьезностью спросил у меня:

— А мне что теперь делать? — И поскольку я не понял вопроса, тут же добавил: — Вы мне поручения давали? Давали. Что же я теперь делать буду?

Затем, повернувшись к Юрию Владимировичу, пояснил:

— Лигачев два дня назад был у меня на приеме и, как говорится, решил вопрос о строительстве в Томске концертного зала и о создании четвертого академического института — по проблемам материаловедения. Я обещал ему помочь в этом деле. А теперь вот он из Томска уходит…

Андропов прекрасно понял шутку и в этой же манере ответил:

— Что ж, придется Председателю Совета Министров выполнять поручения, а проверку оставим за новым заведующим отделом товарищем Лигачевым.

На этой шутливой ноте мой вопрос был завершен. Когда я вышел из зала заседаний Политбюро, было примерно половина двенадцатого. Всего лишь полтора часа прошло после разговора с Горбачевым, а жизнь моя круто изменила маршрут.

На следующее утро меня поджидала новая неожиданность. Я пришел к Горбачеву, чтобы накоротке обменяться мнениями, и Михаил Сергеевич вдруг сказал:

— А знаешь, тебя очень поддержал Громыко. Как-то был даже такой случай. Андропов, Громыко и я обсуждали кандидатуру на пост заведующего орготделом, я сказал тогда, что нужен бы человек типа Лигачева. И был приятно удивлен, что Громыко сразу поддержал: я, говорит, знаю о нем, достойная кандидатура… Это, наверное, месяца два назад было. Ну, сам понимаешь, понадобилось время на выяснение и прочее. Юрий Владимирович ведь кадры изучает тщательно.

Поддержка со стороны Громыко была для меня действительно неожиданной, даже удивительной. Дело в том, что лично мы не были знакомы, никогда не встречались, не беседовали. Я, кстати, полагал, что Андрей Андреевич обо мне ничего и не знает, только фамилию, видимо, слышал. А вот, оказывается, старейшина Политбюро меня поддерживает. Почему? Откуда ему обо мне известно?

Начал прикидывать и вспомнил, как в самом начале восьмидесятых годов меня рассматривали послом в одну из престижных европейских стран. На этот счет Суслов и Русаков внесли предложение на Политбюро. Об этом мне как-то рассказал Зимянин, подчеркнув, что предложение все дружно поддержали. При этом Михаил Васильевич сказал в похвалу:

— Видишь, назначили послом в хорошую страну, даже не спросив тебя. Значит, знают, уважают…

Но я не поддержал шутки:

— Напрасно, между прочим, не спросили, я из Сибири уезжать не собираюсь.

— А что ты теперь сделаешь? Решение в принципе принято.

— А вот сделаю, увидите. Дальше Сибири не пошлют, а ниже, чем секретарем первичной парторганизации, не изберут. А меня и такое устроит.

Вскоре после того разговора меня вызвали к Суслову. У него в тот раз находился и Капитонов, и оба они говорили о назначении меня послом, как о деле решенном. Причем речь об этом шла как о выдвижении, о высоком доверии и поощрении за активную работу в нелегких сибирских условиях. Но я категорически отказывался, чем вызвал раздражение Суслова. Мои доводы он, конечно, во внимание не принял и, прощаясь, не оставил никаких надежд на то, что решение будет изменено.