Неотразимая - Вера Кауи

Ее нелюбовь к кладбищам обнаружилась, когда ей было лет двенадцать. В приюте случилась эпидемия кори. У одной из девочек болезнь протекала так остро, что слабенькое сердце не выдержало и она умерла. Девочки парами шли за катафалком, опустив глаза, вдруг она, подняв взгляд, увидела массивные чугунные ворота, чугунную ограду — а за ними надгробья, могилы, памятники и цветы… Внезапно она почувствовала необъяснимую панику. Чем дальше продвигалась процессия, тем хуже чувствовала себя Элизабет. Дышать стало трудно, сердце колотилось, ноги дрожали и почти не слушались ее. Она стиснула зубы, пытаясь подавить рыдания, вырывавшиеся у нее из груди. Она понимала, что сейчас обратит на себя внимание, и это усугубляло ее страх перед кладбищем. Когда процессия подошла к воротам, Элизабет вцепилась в решетку, тяжело дыша, с широко раскрытыми глазами. А когда попытались разжать ее пальцы, она разразилась рыданиями, которым не было конца, как не было конца погребальному звону, раздававшемуся над ее головой…

Она резко поднялась, сдернула очки, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы унять дрожь, обратила лицо к лучам животворного солнца. «Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол», — вспомнила она.

Потом пробормотала:

— Но он звонит не по мне… Я — как остров…

Она стремилась к тому, чтобы быть «как остров», с тех пор как оставила приют Хенриетты Филдинг. Во всяком случае, быть частью такого материка ей не хотелось.

Элизабет исполнилось шестнадцать, она уже выросла до шести футов, а весила 11 стоунов . Но ей не пришлось выполнять кухонную работу в Темпест-Тауэрз, куда отправляли большинство приютских девочек. Генриетта Филдинг всегда поставляла дешевую рабочую силу семейству, субсидировавшему приют, но мисс Келлер выбрала для Элизабет другой путь. Благодаря ее стараниям Элизабет разрешили посещать среднюю школу, хотя, как правило, попечители считали пустой тратой времени обучать девочек как следует. В приюте мисс Хенриетты их учили готовить, шить и убираться, их познаний в чтении хватало на то, чтобы разобраться в поваренной книге, а в математике — чтобы без труда проверить счет от зеленщика. Латынь с французским здесь были явно лишними. Но Элизабет проявляла замечательные способности, ее имя всегда возглавляло список лучших учениц, и мисс Келлер внушила опекунам мысль, что дать Элизабет образование было бы полезно для репутации приюта… Она поручилась, что вместо курса домоводства Элизабет, учась в старшем классе, пройдет курс стенографии и машинописи.

А самой Элизабет, готовившейся к тому, чтобы стать ученицей школы короля Генриха, мисс Келлер повторяла:

— Учись всему, чему сможешь, всегда. Вся сила — в знании.

Она поощряла бесконечное чтение Элизабет, предоставляя самой девушке выбирать, что ей по душе. И до сих пор Элизабет прочитывала в день по книге. Чтение скоро сделалось для нее возможностью уходить в воображаемый мир, а когда она открыла для себя музыку, мир ее вымыслов обогатился еще одним измерением.

Элизабет вышла из школы неплохо начитанной и весьма замкнутой девушкой. Обладая свидетельством о том, что может стенографировать со скоростью 120 слов в минуту и печатать на машинке со скоростью 60 слов в минуту, она в свои 17 лет нашла работу «помощницы», как это именовалось в агентствах по найму, в студии, где работали для модных журналов подающие надежды фотографы. Мисс Келлер помогла ей снять комнату в доме у двух старых дев, горячих сторонниц феминизма, которые пристально следили за ней, пока не убедились, что она не менее независима, чем они сами, и что она никогда не выходит с молодыми людьми. Она каждое утро отправлялась на работу в четверть девятого, а возвращалась домой в четверть седьмого, и больше никуда не шла. Она никогда не включала музыку слишком громко, а ванну за собой оставляла идеально чистой. Она аккуратно платила за комнату и была безупречно вежлива. Ее хозяйки вздохнули с облегчением.

Фотомоделью Элизабет стала случайно. После четырех лет совместной работы менеджер полностью доверял ей. Она заключала договоры, платила по счетам, следила, чтобы часы съемки не совпадали, и все это настолько умело и быстро, что ее никто не замечал.

Вплоть до того дня, когда, неся в обеих руках фильтры, она споткнулась о провод и растянулась во весь рост, ударившись головой о треногу штатива. Ей помогли подняться, отряхнули одежду, растерли ушибленную голову, совершенно растрепав при этом туго затянутый пучок. Шпильки выпали, и волосы, каскадом рассыпавшиеся по плечам, сразу же сделали ее лет на десять моложе. Фотографа, помогавшего ей, поразила ее красота. Когда Элизабет стала подбирать волосы, намереваясь снова стянуть их в пучок, он остановил ее.

— Погоди-ка… подойди поближе… Дай посмотреть на тебя хорошенько.

Фотограф был в затруднении. Модель, которая должна была ему позировать для четырех цветных фотографий, демонстрируя роскошные меха, сломала ногу в Сент-Морице, где каталась на лыжах со своим богатым любовником. Это повергало его в отчаяние. Внешность Элизабет Шеридан явно улучшила его настроение… Он подвел ее к свету, взял за подбородок, она отпрянула, взглянула на него надменно — это была ее защитная реакция.

— Ну и ну! Чего ради ты прятала свою красоту, детка? Встань на минутку сюда… Я погляжу на тебя в объектив.

У нее оказалась мраморной белизны кожа, мерцающие зеленые глаза и великолепные пышные золотисто-белокурые волосы с удивительным, чуть ли не зеленоватым отливом. Слава Богу, подумал он, не веря своей удаче. Просто удивительно…

— Как тебя зовут, детка?

В ответ отрывисто произнесенные слова:

— Элизабет Шеридан.

Он снова подошел к ней, попробовал чуть взбить волосы, и она тут же отпрянула.

— Ну вот… Как раз то, что надо. Воплощенная холодность! Это я и ищу… Настоящая недотрога.

Конечно, она слишком велика. Но лицо… Безо всякого макияжа, а какие скулы, какие глаза… С хорошим гримом она будет просто невероятна. Вот повезло! А ведь он тысячу раз видел ее здесь, подумалось ему. И всегда она казалась тусклым, неинтересным существом. Особенно по сравнению с великолепными фотомоделями, с которыми она договаривалась о времени съемок и которые были вполовину меньше ее ростом, но вполовину не так хороши, как она — это он выяснил, рассмотрев, что она собой представляет на самом деле. Наверное, дурацкая прическа виновата. Он бы мог поручиться, что ей уже порядком лет, типичная старая дева… а оказалось, она совсем молоденькая, не старше двадцати-двадцати одного года.

Он лихорадочно соображал. Посадить ее на диету?

Зачем? Чтобы она сбросила — сколько? Двадцать фунтов? Все равно она слишком велика для манекенщицы, но тело этой амазонки венчает дивная голова. Косметическим фирмам всегда нужны красивые лица… как и тем, кто производит средства для волос, а волосы у нее превосходные. Ну, подумал он, отчего бы не попробовать? Разумеется, это авантюра… А если пройдет?..

Значит, я разбогатею…

— Дай я сделаю несколько снимков. Посмотрим, как ты выходишь на фотографиях.