Клуб Мефисто - Тесс Герритсен

— Дела зовут?

— Я сегодня работаю. — Она сунула телефон обратно в сумочку. — У меня же здесь из родственников никого, вот я и записалась в добровольцы.

— Именно сегодня ночью?

— Какая разница — подумаешь, Рождество!

Она застегнула воротник пальто и вышла из церкви в ночь. Даниэл пошел следом, остановился у порога и смотрел, как она идет по свежевыпавшему снегу к машине; его белую ризу трепал ветер. Оглянувшись, Маура увидела, как он поднял руку и машет ей на прощание.

Он продолжал махать ей вслед даже после того, как ее машина уже тронулась.

Сквозь тончайшую пелену падающего снега пробивались мигающие синие огни трех патрульных полицейских машин, давая знать всем проходящим мимо только одно: здесь что-то случилось, что-то ужасное. Маура почувствовала, как царапнула передним бампером по льду, когда припарковывала «Лексус» поближе к сугробу, чтобы освободить проезд другим машинам. Впрочем, в такой час, да еще в сочельник, здесь, на узкой улочке, могли появиться разве что такие же машины, как ее, — из свиты Смерти. Какое-то время она собиралась с духом перед долгой изнурительной работой, глядя, точно зачарованная, на мерцающие тут и там проблесковые огни. Ноги у нее окоченели, кровь в жилах застыла. «Очнись! — велела она себе. — Пора за работу».

Маура вышла из машины, и резкий порыв холодного воздуха мигом освежил ей голову. И она пошла по свежевыпавшему снегу, шуршавшему у нее под ногами, словно ковер из белых перьев. Хотя было уже полвторого ночи, в некоторых домах на улице, с виду довольно скромных, горел свет, и в одном окне, украшенном праздничными фигурками летучих оленей и конфетами, она заметила силуэт любопытствующего соседа — он выглядывал из теплого дома в ночь, которая уже не была ни тихой, ни святой.

— Эй, доктор Айлз! — окликнул Мауру патрульный. Смутно знакомый полицейский в годах. Зато он ее определенно признал. Они все ее узнавали. — Как же это вам так повезло сегодня, а?

— То же самое можно спросить и у вас, офицер.

— Похоже, нам достался несчастливый билет, — улыбнулся он. — С Рождеством, будь оно неладно!

— Детектив Риццоли в доме?

— Да, они там с Фростом делают видеозапись. — Он указал на здание, где во всех окнах горел свет, — приземистый домик, втиснутый между более старыми обветшалыми строениями. — Наверно, они уже готовы к вашему приходу.

Тут до слуха Мауры донеслись какие-то странные звуки — будто бы кого-то сильно рвало. Она бросила взгляд на улицу и увидела светловолосую женщину — та стояла, склонившись к сугробу и подобрав полы длинного пальто, чтобы не испачкать его рвотой.

Патрульный брезгливо фыркнул. И тихонько сообщил Мауре по секрету:

— Из этой выйдет детектив что надо, особенно по убойным делам. Прямо как из «Кегни и Лейси»[4]сбежала. Все командовала тут. Настырная такая. А после заходит в дом, глядит одним глазком… ну а дальше вон — выскакивает, и на тебе… прямо на снег. — Он расхохотался.

— Я ее раньше не видела. Она что, из Отдела убийств?

— Слыхал, ее только недавно перевели из Отдела по борьбе с наркотиками и проституцией. У них там в комиссариате возникла замечательная идейка набрать побольше девиц. — Он покачал головой. — Хотя нет, она тут не задержится. Помяните мое слово.

Женщина-детектив вытерла рот и неуверенно двинулась к ступеням крыльца — там ее снова вырвало.

— Эй, детектив! — кликнул патрульный. — Может, вам держаться подальше от места преступления? Тошните себе на здоровье, только, по крайней мере, не там, где собирают улики.

Стоявший рядом молоденький полицейский хихикнул.

Блондинка резко повернулась, и в свете огней патрульной машины мелькнуло ее мертвенно-бледное лицо.

— Пойду лучше посижу в машине, — пробормотала она.

— Да уж. Так-то оно лучше, мэм.

Маура наблюдала, как женщина-детектив отступила в тень своей машины. И подумала: «Что же такого ужасного меня там ожидает?»

— Док! — позвал детектив Барри Фрост.

Он секунду назад вышел из дома и стоял на крыльце в ветровке, втянув голову в плечи. Его светлые волосы топорщились, словно он только что с постели. Лицо у него всегда было землистого оттенка, а в желтоватых отблесках висевшего на крыльце фонаря оно казалось и вовсе болезненным.

— Как я понимаю, дело совсем дрянь, — предположила Маура.

— Не то, что ожидаешь увидеть на Рождество. Вот я и подумал: лучше выйти и малость подышать.

Маура остановилась на нижней ступеньке, заметив на припорошенном снегом крыльце беспорядочные следы.

— Ничего, если я пройду?

— Да. Тут наследили только наши, полицейские.

— А как насчет отпечатков по делу?

— Почти ничего.

— Он что, в окно впорхнул и выпорхнул?

— Похоже, тщательно прибрал за собой. Остались следы от метелки.

Она нахмурилась.

— Преступник обращает внимание на детали.

— Ты погляди, что там внутри.

Маура поднялась по ступеням, натянула на ноги бахилы, а на руки перчатки. Вблизи Фрост выглядел еще хуже: на исхудалом лице ни кровинки. Однако он вздохнул и весело предложил:

— Могу проводить.

— Не стоит, побудь лучше на воздухе. Риццоли все покажет.

Фрост кивнул, не глядя на нее: он уставился на улицу с таким напряженным видом, как будто его с души воротило, а он держался из последних сил. Маура оставила его бороться с самим собой и взялась за круглую дверную ручку. Она приготовилась к худшему. Надо же, только что она подъехала в полном изнеможении и тщетно пыталась проснуться — а теперь вот нервы у нее так накалились, будто по ним прошел разряд тока.

Маура ступила в дом. Остановилась, чувствуя, как заколотилось сердце, и оглядела не предвещавшую ничего тревожного обстановку дома. В передней — обшарпанный дубовый пол. Через дверной проем видна гостиная, обставленная дешевенькой, плохо подобранной мебелью: диван-кровать с продавленным матрасом-периной, кресло с большой круглой подушкой, набитой полистиролом, книжный шкаф, собранный частью из широких обшивочных досок, частью из цельных секций. Ничего такого, что напоминало бы место преступления. Но самое страшное было впереди; она знала, страх затаился здесь, в доме, — это было видно по глазам Барри Фроста и мертвенно-бледному лицу той блондинки, детектива.

Маура прошла через гостиную в столовую и увидела сосновый стол с четырьмя стульями. Однако ее внимание привлекла не мебель, а столовые приборы, расставленные как будто для семейного ужина. На четверых.

Одна широкая тарелка была накрыта льняной салфеткой, забрызганной кровью.