Барон по призванию. Путь дворянина - Владислав Игоревич Миронов

и изнеженные счетоводы – каждый находит себе место по душе. Все дома, как на подбор, стоят ровно и гордо. Мощные балки, красные черепичные крыши, большие витражные окна. Мощенные камнем улицы сияют чистотой, а в вечернее время повсюду загораются огни. Отряды доблестной стражи следят за порядком, стерегут покой гуляющих и домоседов. Да, все это так, по крайней мере, в одной из трех частей, на которые условно разделен Кронфест. Помимо района Вельмож или Знати, на севере, где дома расположены близко к замку, а патрули бродят днем и ночью, есть район Почтенных. В нем живут горожане, имеющие постоянную работу, торговцы, прибывшие на время, прочие гости, расположившиеся в тавернах и трактирах, паломники и наемники. В общем, все, кому есть чем заняться. Улицы здесь не так чисты из-за тысяч пар ног, несущих на себе горы дорожной пыли, но все еще довольно опрятны. Порядок застройки начинает страдать: архитекторы все меньше заботятся об экономии пространства. Основным местом, где люди могут торговать, смотреть выступления и казни, является площадь Святого Мортеллиуса: там кутерьма не стихает сутками.

Но редко житель Кронфеста упомянет в своем восторженном рассказе о третьем районе, а если и решится, то не без стыда. Ту треть города называют прыщом, коростой на теле столицы. Расположившийся у широкой удобной бухты Кронфест имеет порт и солевую шахту, и эти два места привлекают к себе огромные толпы «крыс». Они отвратительны. Многие из них приезжают работать в шахту, добывать белое золото – соль, но гибнут под землей, всеми забытые, буквально растворяясь в минерале, который нужно было поднять на поверхность. Другие же занимаются контрабандой, промышляют воровством и грабежом. Отобрав у Почтенных несколько непримечательных кварталов, они закрепились под самыми окнами замка, расположенного на скале на тысячу футов выше, и назвали себя «районом Черни».

Барон Северин, как можно догадаться, жил в районе Знати. Он думал о своем, прикидывая, что вскоре впереди должен показаться замок Кронфест, но сначала нужно было заехать еще в одно место. Группа всадников съехала с главной дороги и через некоторое время оказалась у городской стены. Северин свернул вправо и поскакал вдоль фортификационного сооружения до следующего подъема: узкая извилистая крытая лестница, выдолбленная в скале, вела к одинокой цилиндрической башне, виднеющейся из-за яблонь. Форма постройки сразу выдавала ее небольшой, по сравнению с другими зданиями Кронфеста, срок службы, но она предназначалась не для обороны.

Прежде чем шагнуть на ступени, Северин велел своим людям ждать его, и только потом скрылся в узком проеме. Через несколько десятков футов камень над головой исчез, и слабый солнечный свет просочился сквозь густые ветки, закрывающие небо. Но вот и они расступились, а лестница вывела Северина на открытую местность. Перед ним показалась та самая круглая, обросшая лозой башня. На остроугольной крыше виднелся металлический круглый символ гансовского ветвизма: дерево, корни которого с нижней части изображения поднимались вверх и обволакивали ствол, и ветки, стремящиеся вниз, закрывающие корни, образующие окружность. Эта башня – храм.

Барон Северин неспешно направился по земляной дороге к зданию. Трава, еще не потерявшая цвет, плавно и умиротворенно шелестела на ветру, опускаясь и поднимаясь волнами, словно водная гладь. Плотная полоса деревьев, отделяющих территорию церкви от оборонительных сооружений, осталась позади. Шелест листьев постепенно стихал, и когда Рейнер добрался до двери, вовсе пропал.

Из дверного проема доносились голоса. Один из них Рейнер узнал: он принадлежал брату Гоцу. Второй был незнаком, но барон решил не мешать и отправился на задний двор, к фамильному кладбищу Манаэлей. Его встретило множество надгробий и мраморных статуй, все с символом ветвизма. По обычаю, тела благочестивых ветвистиан сжигали на костре, а прах развеивали по ветру, но поставить памятный знак все равно считалось необходимым, в качестве свидетельства о всеобщем уважении. Одна статуя изображала высокого тощего человека с каменной табличкой в руках, надпись внизу гласила, что сие сооружение воздвигнуто в честь Эрнеста Манаэля. Соседний памятник принадлежал некой Лилиане Манаэль, женщине с притягательными формами, намеренно преувеличенными скульптором, видимо, по заказу самой госпожи Лилиан. Поодаль располагался гордый воин с мечом наголо, имя ему – Гарвин Манаэль. Все они ушли из жизни: кто-то раньше, кто-то позже, кто-то от меча, кто-то дома в теплой постели, и все они глядели на запад, в сторону моря.

Ветер будто бы усилился. Плащ Рейнера беспокойно затрепыхался, а волны на траве зачастили. Барон увидел фигуру человека, закутанного в простой коричневый плащ без герба или ремесленного символа. Человек стоял спиной к Северину, склонив голову перед большой статуей из белого камня: мраморный плечистый мужчина с горбатым носом сидел на квадратном троне, окидывая взглядом бескрайний простор, раскинувшийся пред ним голубой скатертью. То был нашедший покой Бруно Манаэль, отец Сиджи Манаэля, действующего правителя Фестунга.

Барон сделал несколько шагов вперед, и человек в коричневом плаще, услышав звуки сквозь завывание ветра и шелест травы, оглянулся. Это оказался старик лет семидесяти, на фут уступавший Рейнеру в росте. Голова его была изрядно посыпана пеплом долгих лет, а короткая борода не отличалась опрятностью. Несколько глубоких морщин и мешки под глазами на лице, наполовину закрытом тканью капюшона. Не похоже было, что эта персона принадлежит дворянскому роду.

Увидев Рейнера, человек снова повернулся к склепу, и барон Северин приблизился. Он встал рядом с мужчиной в капюшоне.

– Как вы думаете, милорд, куда попал король Бруно после смерти? – спросил неизвестный. – Он стал листом или ушел в корни?

– Правитель должен олицетворять только то хорошее, что осталось после него, а не то, чем он являлся на самом деле, – уклончиво ответил Рейнер. – Какая разница, где он очутился после смерти?

– Древо пожинает всех, милорд. Только вам решать, станете ли вы листом и превратитесь во что-то новое, либо уйдете вглубь и послужите пищей для червя Фердербена. Разве вы не хотите снова жить? Не хотите созерцать историю мира людского?

Барон не ответил.

– Я не вижу цепочки у вас на шее, милорд, – не унимался старик. – Где ваше Древо?

Барон молчал.

– А-а-а… – Протянул человек в плаще. – Вы неверующий?

И снова воцарилась тишина.

– И что же тогда, по-вашему, будет после смерти? – задал незнакомец еще один вопрос.

– Надеюсь, пустота. Забытье.

Человек в плаще вздохнул:

– Трудно вам будет, милорд. Помяните мое слово.

– А кому нынче легко?

Старик невесело ухмыльнулся:

– Вот именно, кому сейчас легко, герр Рейнер.

Услышав свое имя, барон посмотрел на собеседника более внимательно.

– Мы знакомы?

– О, да, – ответил старик, отряхивая одежду под плащом. – Хотя правильнее будет сказать, что я вас знаю. Вы сражались при Ореншпиле, несколько раз сходились в битве с врагом под лесом Биркенталь, обороняли окрестности Эгте, отняли Рунбронд…

– В таком случае мне тоже следует знать ваше имя, достопочтенный, – перебил лорд Северин.

На такое предложение старик отреагировал без особой инициативы, молча покачал головой:

– Еще не время, герр. Однако рано или поздно судьба сведет нас снова, это я могу пообещать. Придя сюда,