Лучше поздно! - Жиль Легардинье

– Пришли свой электронный адрес в офис Красного Креста. Они передадут мне, когда я приеду в следующий раз. Нам обещали провести интернет через несколько месяцев. Я тебе напишу!

В шумной суете зала вылета слова казались приглушенными, далекими. Чтобы Тома посмотрел ему в глаза, Кишану пришлось взять в ладони его лицо.

– Я желаю тебе удачи. Потом расскажешь нам, как все прошло!

Они обменялись еще парой фраз. Ни один из них не знал, как себя вести. Тома все казалось нереальным. Когда прозвучало приглашение на посадку, Даршил тепло с ним попрощался, а Кишан обнял.

Тома не помнил, как оказался в самолете. До него вдруг дошло, что последние слова, которыми он обменялся со своим лучшим другом, были о козьем вымени. Когда самолет взлетел, доктор вспомнил, что не сходил напоследок к реке Нилум и не повидал старика Дарминдера.

Прибыв в аэропорт Дели для пересадки, Тома чувствовал себя все так же странно. Его поразил блестящий мраморный пол. Давненько ему не приходилось видеть такой большой гладкой поверхности, абсолютно ровной, не покрытой ни пылью, ни рытвинами, ни камнями. Чтобы как следует насладиться этой роскошью, в очереди на таможенный контроль он продвигался, не отрывая ног от пола. Впервые за долгое время он не рисковал вывихнуть себе лодыжку при каждом шаге. Подойдя к окошку с отсутствующей улыбкой на лице, он машинально протянул документы – паспорт был изрядно потрепан, а остальные бумаги и вовсе уже начинали распадаться на куски.

Словно заново открывая для себя давно забытый мир, Тома смотрел по сторонам. Он чувствовал, что все изменилось, но не мог понять, как именно. Он никогда не видел столько экранов, да еще таких плоских и непрерывно что-то демонстрирующих. Женщина кружится на месте, и ее невероятная шевелюра развевается вокруг головы. Мужчина с торсом атлета и соблазнительной улыбкой звонит по телефону без кнопок, размером чуть больше упаковки таблеток. Поток информации, кадры теленовостей вперемешку с кричащей рекламой, яркие краски, бешеный ритм. Этот безумный калейдоскоп быстро утомил Тома настолько, что даже голова разболелась.

Когда он прошел паспортный контроль, его поразило обилие ярко освещенных бутиков, заполненных продававшимися по астрономическим ценам товарами – предназначения многих он даже не понимал. Ошеломило Тома и количество витрин со всевозможной едой самых невероятных форм. Запасами каждого из этих ларьков жители Амбара могли бы питаться в течение нескольких недель. Даже в туалете он некоторое время завороженно смотрел, как лампы, висящие на стенах, плавно меняют цвет, проходя через все оттенки радуги.

Тома сел в самолет, примечая все: улыбки и безукоризненные прически стюардесс, сверкающие значки пилотов, легкий стук их красивых ботинок по полу, количество предложенных к просмотру фильмов на маленьких экранах, которыми можно было управлять прикосновением, меню, обилие пищевых отходов, но главное – сиденья, невероятно удобные по сравнению с самодельными деревенскими табуретами. Он чувствовал себя новичком в этом диковинном мире. Словно пребывание в деревне погрузило его в другое измерение, и вся прежняя жизнь оказалась погребена в глубинах памяти…

Во время полета поспать Тома не удалось. Отчасти из-за того, что сосед безостановочно менял фильмы, ни один не досматривая до конца, но прежде всего потому, что он наконец-то оказался один на один с чувством, вызванным появлением в его жизни Эммы. Взрывная волна продолжала бушевать в его душе, заново создавая ее внутренний пейзаж. С самого детства он мечтал приносить пользу ближним. Он осознанно выбрал свою профессию. Тома твердо решил посвятить свою жизнь лечению людей, независимо от их политической и религиозной принадлежности. Это было его кредо, наиболее полно его характеризовавшее. Он чувствовал себя в гармонии с этим образом. И вдруг, совершенно неожиданно, оказался в роли недостойного спутника жизни и пропавшего отца. Тома считал, что контролирует свою жизнь, а между тем важнейшая ее часть развивалась без его ведома. Он никогда не представлял себя в роли отца. Каким отцом он мог бы быть? Каково это – иметь ребенка? Можно ли что-то сделать, если появляешься в его жизни с двадцатилетним опозданием? Ведь все же лучше поздно, чем никогда…И есть ли у нас права на тех, кому мы дали жизнь? Или только обязанности?

Он также думал о Селин, о тех чувствах, которые когда-то испытывал к ней. В памяти ожили воспоминания. Мгновения, взгляды, молчание. Они оказались такими яркими, а он ведь считал, что все забыл. Или ему просто хотелось так думать, чтобы ни о чем не жалеть?

Через несколько часов Тома вернется во Францию, совершенно не представляя, как начинать новую жизнь, о которой еще несколько дней назад он даже не подозревал. Придется действовать по обстановке. Он не успел предупредить о своем неожиданном возвращении никого, кроме Франка, с которым когда-то вместе работал. Но какие бы вопросы Тома себе ни задавал, все ответы зависели от Эммы, даже если она об этом не догадывалась. Ей тоже было не все известно о ее собственной жизни. Возможно, так бывает у многих из нас. Тома возвращался домой – и в то же время в полную неизвестность. Он готовился к прыжку в пустоту, раздираемый чувством вины, желанием, страхом и надеждой. Можно ли быть готовым к чему-то в таком состоянии?

Для начала ему хотелось просто приблизиться к Эмме. С тех пор как Кишан вручил Тома ее фотографии, он носил их с собой и то и дело рассматривал. Он изучил эти снимки до мельчайших деталей. Убийственный взгляд пони, количество пуговиц на костюме пирата, цвет свечей на торте. Он мог с закрытыми глазами описать каждый предмет в руках Эммы и все ее костюмы. Ему не терпелось увидеть ее вживую. Вряд ли он сразу с ней заговорит, но он мог хотя бы на нее смотреть. Ему это было необходимо. Он ни в коем случае не хотел ее беспокоить и врываться в ее жизнь, но был полон решимости подойти как можно ближе.

Самолет приземлился в Париже на рассвете. Тома оказался в зале прилета среди смеющихся и взволнованных людей, бросающихся друг другу на шею. Его никто не встречал. Удивительно, насколько мы становимся уязвимы, когда оказываемся одни. Он пробирался к выходу почти стыдливо, стараясь не привлекать к себе внимания. В выцветшей спортивной сумке на плече уместилась вся его жизнь. Он пересек бесконечное пространство аэровокзала. Здесь тоже было много экранов и огромных плакатов с рекламой парфюма, изображавших женщин с надменным выражением лица и мужчин с обольстительной улыбкой. Тома двигался как зомби. Судя по взглядам встречных людей, сходство с ожившим мертвецом ему придавала не только походка, но и одежда, поношенная и вышедшая из моды. На Тома была футболка с каракулями Кишана: «Don’t follow me, I’m lost» – «Не идите за мной, я заблудился». Друг подарил ему ее потому, что детишки деревни не раз доверчиво увязывались за Тома, а он не мог найти дорогу. В этом аэропорту, хоть и напичканном справочными табло и указателями, эта надпись на футболке была более чем актуальна. Но за Тома больше не шел ни один ребенок. Он уже понял, что ему придется заново учиться жить у себя дома, и, хотя разница во времени с Амбаром составляла всего шесть часов, казалось, что их разделяют несколько световых лет.

Когда ему наконец удалось найти автомат по продаже железнодорожных билетов, он в растерянности застыл перед ним. Мужчина, стоявший за ним в очереди, быстро потерял терпение. Тома набрался смелости и попросил у него помощи, но тот лишь смерил его презрительным взглядом и отошел к другому аппарату. Помочь ему вызвалась девушка. Тома не сводил с нее глаз, не в силах сосредоточиться на объяснениях. Она могла быть его дочерью.