Истории из приюта - Мэделин Ру

Потом передумал и швырнул телефон на кровать. Они с Микой жили в двухместной комнате в Бруклине, которая была настолько ужасной, что он готов был вступить в студенческое братство, если бы это помогло получить комнату получше. Они с Микой оказались здесь, когда в прошлом году в последний момент решили стать соседями, но ирония заключалась в том, что Мика практически не бывал в комнате с тех пор, как они с Ларой стали неразлучны. Так было всегда. У Мики и Лары пару недель все хорошо – и Мика исчезает. Потом они на несколько дней расстаются и он сидит, слушая слезливые песни в стиле кантри, а Кэлу остается только куда-нибудь сбежать.

Кэл уставился на пустую кровать Мики.

«Вы словно яд друг для друга. Поторопитесь и поймите же это наконец».

Уединение было бы кстати, решил он, повернулся к компьютеру и открыл документ на экране. Он написал свое имя и «название требует уточнения», а потом очень длинный подзаголовок, который планировал в любой момент расширить до полноценной работы: «Погружение в безумие и невыполненные культурные обещания – истинная причина нарушения психического здоровья Антуанетты в “Безбрежном Саргассовом море” Рис».

Это было довольно неплохо, но больше в голову ничего не приходило. А один динамичный подзаголовок не спасет его от исключения. Кэл выругался, сохранил документ и позволил скверному настроению довести себя до мини-холодильника, словно управляемую ракету. В холодильнике, как всегда, было полно пива, но, присев возле него на корточки и рассматривая блестящие банки, Кэл не ощущал обычного предвкушения. Он знал, что если сейчас выпьет, то только для того, чтобы таким образом тайком показать отцу средний палец.

Поэтому он захлопнул дверцу холодильника и решил открыть окно. Может, свежий воздух поможет ему найти вдохновение для учебы.

Старые окна корпуса Бруклин не меняли с шестидесятых, когда здание было еще лечебницей для душевнобольных. Руководство университета постоянно закрывало и открывало общежитие, обещая ремонт, который, видимо, так и не материализовался. Здесь было как в склепе. Окно заскрипело, когда Кэл с усилием его открыл, и в комнату хлынул поток влажного воздуха. Команда игроков в лакросс сегодня снова была на площадке – или они так и не уходили? – их смех доносился до него, как звучавшая вдалеке музыка.

– Эй, Куртвайлдер! Сюда, дружище, я открыт! Пасуй! Кэл слышал это словно во сне. Ему казалось, что он присутствует здесь только наполовину, как будто смотрит на мир откуда-то, что уже не являлось миром, и сцена перед ним была видимой, но неосязаемой.

Он представлял себе, как говорит эти слова Мике или, возможно, Ларе, и слышал, насколько глупо это звучит. Его друзья, наверное, побежали бы к одному из социальных педагогов, который решил бы, что у их друга депрессия: «Возьмите эти таблетки…»

Возможно, лечение и помогло бы, допустил он, наклоняясь ближе к открытому окну. Интересно, таблетки сделали бы невидимый барьер между ним и остальным миром тоньше или толще? Кэл не мог решить, какой из вариантов пугает его больше.

Он, казалось, чувствовал, как мигает на экране курсор. В ожидании. Отмеряя секунды, которые Кэл тратил на пустые размышления. Он может просто выпасть в окно. Это будет одним из способов все решить. Может, стоит позвонить матери, выслушать ее точку зрения? В ней чувствовалась доброта, которой не обладал Роджер. Но мать тоже была не лучшим примером для подражания, учитывая, что часть этой доброты происходила от снотворного и водочных коктейлей.

Кэл посмотрел на часы. Шесть тридцать.

Полчаса. Он точно может сосредоточиться и полчаса позаниматься. Он прошел от окна к кровати, где корешком вверх лежала раскрытая книга для эссе, маленькие закладки обозначали абзацы, которые Феллон для него выделила. Кэл плюхнулся на кровать и, схватив книгу, перевернулся на спину и закинул ногу на ногу.

– Всегда существуют две смерти, – прочел он, – настоящая и та, о которой объявляют окружающим.

Только он вчитался, как возле головы загудел телефон. Кэл дернулся от неожиданности и уронил книгу себе на лицо. Бормоча ругательства, он отбросил ее и схватил телефон.

– Господи, Роджер, да я понял!

«Будто он на расстоянии чувствует, что я прокрастинирую5. Самая печальная суперсила».

Кэл со стоном засунул телефон в карман и нашел свою сумку для книг и туфли, старую пару топсайдеров, которые ему отдал его первый парень в старшей школе. Ну, фактически Кэл украл эти туфли из любовных соображений, но Жуль так и не решился попросить их вернуть. Кэл занашивал их до дыр, а потом находил сапожника, который их починит.

Коридоры Бруклина были безлюдны. Вечером это место было непопулярным. Большинство его знакомых после ужина шли в библиотеку или в спортзал, иногда на репетиции или какие-то кружки. Даже в разгар дня или в часы максимальной активности общежитие не выглядело оживленным. Переполненным – возможно, но не живым.

В этом нет ничего удивительного. Ходило множество страшных слухов о том, что происходило в Бруклине в смутные старые времена, когда здание было еще лечебницей, а не очередным историческим местом на кампусе, и без того переполненным историческими деталями. Насколько Кэлу известно, большинство этих историй были обычными страшилками, рассказами, которыми на Хеллоуин пугали первокурсников и приходящих в университет абитуриентов. Он даже представить не мог, что же должно быть в закрытом подвале. Наверняка к этому времени все предметы антиквариата и важные документы уже нашли и убрали.

Кэл принялся насвистывать, спускаясь по ступенькам, решив побороться с ужасным настроением. Это должно быть наказанием, но он пройдет его как чемпион. Черт возьми, если постараться, то ему может и понравиться! Возможно, удастся нарыть парочку крутых историй для художественного проекта Лары. Бóльшая часть ее работ была посвящена забытым историям.

Он добрался до первого этажа и продолжил спускаться, повернув к темному входу, на который раньше едва ли обратил бы внимание. Оттуда доносились голоса. Кэл прошел мимо стеклянной витрины с выцветшими газетными вырезками, повернул направо и остановился, едва не врезавшись кому-то в спину.

– О, вот и наш пятый пришел.

Профессор Рейес, повернув голову, окинула всех взглядом. Стоявший впереди парень обернулся, и Кэл замер, нервно сжимая и разжимая пальцы обутых в топсайдеры ног. Это был Девон! Волшебный бог лакросса Девон Куртвайлдер, все еще потный после игры на площадке.

– Что ж, значит, все на месте, – продолжила профессор Рейес. Она была вся в черном, с накинутым на плечи блестящим, вышитым бисером черным платком. На шее у нее висело около дюжины безвкусных ожерелий. – Пойдемте вниз, я объясню правила по дороге.