Casual 2. Пляска головой и ногами - Оксана Робски

– Но, я думаю, нам все равно придется с вамивстретиться, – сказал голос.

– О! – вдруг оживилась я, как самая последняядурочка. С тех пор в тренажерном зале я отключаю телефон. – Так, можетбыть, вы – маньяк?

– Маньяк? – Голос в трубке неожиданноповеселел. – Точно: маньяк.

– Знаете что, господин маньяк? Всего вам доброго.

– А я вам этого не пожелаю…

Я бросила трубку. «Идиот какой-то», – уговаривала я себя.Но на душе было тоскливо и тревожно. Как в детстве, когда маму вызывали вшколу. Когда ты не догадываешься, что будет, но одно знаешь наверняка: точноничего хорошего.

– One! Two! Three! – скандирует моя эпиля-торша,громко, бодро, с улыбкой старшей пионервожатой. Она работала эпиляторшей вВаршаве, потом – в Лос-Анджелесе, теперь – у нас.

Она так кричит, что кричать самой уже нет смысла.

– One! Two! Three! – Рывок. Улыбка. – Fashionis a lifestyle! One! Two! Three!

Интересно, если с утра по сто раз слушать: «Fashion is alifestyle!» – это как-то отразится на поведении в течение дня?

После эпиляции нельзя принимать ванну. Зачем же я ее налила?Да еще высыпала туда полкоробки соли из Лондона, из «Halkin Hotel»?

– One! Two! Three! – Последний рывок, и я сновамогу надеть мини-юбку.

Очень удобно: моя эпиляторша делает еще и маникюр. Яопустила пальцы в ванночку с теплой водой.

Зазвонил телефон. Номер моей подруги Кати Беру трубкумокрыми руками.

– Дома? – Мне ее голос показался каким-тонеестественным. Я пристроила трубку на плече, отправляя пальцы обратно в тепло.

– Дома. Привет. У меня маникюр. Ты куда вчера пропала?

Всхлипывания, стоны, частые гудки.

Маникюрша вытирает мне правую руку, и я набираю номер Кати.Левая – в ванночке.

Я одновременно и слышу и вижу свою взлохмаченную, зареваннуюподругу. Слышу «алле» в трубке, вижу – в дверях моей ванной.

– Катя! Бедная моя! Что случилось?

Подушка под мышкой, слезы, запах перегара.

Катя еще не ложилась со вчерашнего вечера.

– Я не хочу жить, понимаешь? Я не могу жить! Ты знаешь,что это такое, когда не хочешь жить?

С Катей это уже неделю. Неделю она ложится в десять утра;встает в три; рыдает в телефонную трубку; заезжает за кем-нибудь из подруг;ужин в ресторане – шампанское, смех, хорошее настроение, иногда – угрозы вадрес того, с кем рассталась неделю назад. Потом – зажигательные танцы в клубеили неистовые песни в караоке. Потом – истерика. Слезы. Вырывание волос.

От нее ушел муж.

– Каким цветом красить?

Я выбирала между красным и бежевым.

– Я умру! Я больше не могу так! Я не выдержу!

– Беж, please.

Она сжимала подушку, и ее слезы капали на ткань истановились невидимыми, словно растворяясь в ней. Казалось, что подушка уже всяпропитана и Катиными слезами, и Катиным горем; хотелось жалеть и Катю, иподушку, и маникюршу, которая очень трогательно, по-американски делала вид, чтовсе – okay.

– Ты же моя подруга! Помоги мне! Я не могу, не могу,понимаешь?

– Я понимаю, Кать…

– Я отравлюсь! Дай мне таблетки! Я нажрусь таблеток исдохну! И мне будет хорошо!

Я дула на свои накрашенные ногти, чтобы они быстрее высохли.

– Хорошо. Я сделаю все, как ты хочешь. Но с однимусловием.

Катя смотрела на меня, часто хлопая ресницами. Подушкалежала на полу рядом с ней.

– Ты сейчас – в муку. И можешь говорить, все что угодно…

– Это не важно, я…

– Важно. Давай так: ты принимаешь ванну, кстати, онауже готова, трезвеешь, и, если после этого твое решение не поменяется, я дамтебе все таблетки, которые есть в моем доме. Договорились?

Катя тяжело поднялась с пола. Расстегнула рубашку.

Я протянула эпиляторше деньги.

– Thank you. – Голливудская улыбка.

– Okay. I'll call you. – Я проводила ее до двери.

Катя неуклюже поменялась местами с водой. Теперь Катя была вванне, а вода – на полу.

Я всегда немного завидовала Катиным волосам. Они былижесткие и крепкие. Если про людей говорят, что некоторые из них твердо стоят наногах, то Катины волосы твердо сидели на голове.

Я намотала их на руку и потянула.

Катя замычала и взмахнула руками.

Я с силой пригнула ее голову, погрузив лицом в воду. Катяупиралась, брыкалась, я не отпускала. Я уже промокла насквозь. Она биласьногами о чугунные края ванны.

Я разжала руку.

– Ну, что? Сдохнуть хочешь? Хочешь?! Хочешь?!

Она хваталась за меня, а я снова окунала ее головой в воду.

– Хочешь? Хочешь? Сейчас сдохнешь!

Она кричала, билась. Я тоже кричала и не отпускала ее.

– Хочешь?

– Нет! Прошу тебя!

Потом я кутала ее в розовый плед. Она пила чай и тихоньковсхлипывала. Она заснула у меня в гостевой. Как раз пришла Ира, моядомработница.

– Кате какое постелить? В желтый цветочек или то, смесяцем?

– Постели в цветочек.

Я так и сидела в гостиной, со своей чашкой чая.Рассматривала свежий маникюр. Лак вроде не смазался.

Ира уселась напротив меня.

– Ну, что тут у вас происходит?

Ира приходила ко мне каждый день. Убиралась, готовила,стирала вещи. Лучше бы она этого всего не делала.

За Ирой ухаживал следователь. Николай. Еще у нее быликакие-то Юра и Сергей.

– Ничего не происходит. Все нормально.

– Нормально? – возмутилась Ира. – Да разве жеэто нормально?

– A y тебя что? – я предпочла сменить тему.

– Я своего отшила!

Я даже не пыталась продемонстрировать заинтересованность.Продолжение последует в любом случае.

– Ушел вчера в баню. Представляете?

Я смотрела на нее молча, не кивая и не поддакивая. Вчера онапостирала черные брюки, которые можно было только чистить.

– Пришел часа через четыре, с тортиком! Представляете?

Надо вытащить из корзины с грязным бельем белую кофту напуговицах. А то она ее тоже постирает.

– С половиной, то есть, тортика А?! Это какой женормальный мужик, да еще следователь, будет в бане тортики есть? Представляете?