Черная Гончая - Влада Ольховская

походка, как у пингвина, это, прямо скажем, привлекает внимание. Да и ноги я всегда стараюсь спрятать под одеждой по той же причине. Я ж не дура, смогла просчитать, что кого-то это будет веселить, а кого-то – злить, потому что люди легко злятся из-за всякой непонятной фигни.

Но в моей первой школе все оказалось не так плохо. Ко мне быстро привыкли. Нет, находились те, кто не прочь был поприкалываться, изобразить, как я хожу, и порадоваться своему актерскому дебюту. Вот только тех, кто готов был за такое кривляние втащить, оказалось больше. Меня защищали и поддерживали даже те, кто со мной не дружил. Не знаю, как так сложилось, может, просто повезло? Не все ж мне неудачи огребать!

Так что моя школьная жизнь могла бы быть вполне сносной, если бы на маму не свалилось супружеское счастье в лице Шатуна. А Шатун не желал жить в «нашем убогом районе». Поэтому мама снова заполучила обручальное кольцо и заветный статус чьей-то жены, а я – весь этот гемор…

Нет, со стороны казалось, что Шатун делает мне огромное одолжение. Он снова задействовал свои связи (этот мужик, по-моему, связан со всем городом), чтобы меня перевели в престижную гимназию, где учатся его дети. Этому были дико рады Шатун и мама. На этом список довольных людей закончился. Мне там не нравилось, потому что на меня смотрели, как на чмо. Детям Шатуна это не нравилось, потому что с их точки зрения я чмом и была. Они меня не то что не защищали, они сами порой организовывали травлю на мою голову, чтобы подчеркнуть: они к такому жалкому недоразумению, как я, отношения не имеют.

Обидно, но ожидаемо. Сильно меня никогда не били, так, покоя не давали. Но я уже придумала план, который меня несколько утешал. Я собиралась доучиться годик в престижной гимназии и притопить собственные оценки, чтобы меня вынужденно отчислили. Тогда уже Шатун признает, что я – гиблый случай, и вернет меня в прежнюю школу. Может, мне вообще удастся договориться с отцом и жить у него! Все лучше, чем сейчас. Короче, я была настроена оптимистично и самоликвидироваться не готовилась.

Все это я со скуки попыталась объяснить психологине. Напрасная трата слов. Она смотрела на меня этими своими сливочными глазками, кивала к месту и не к месту, а потом выдала:

– Ульяна, я вижу, что ты закрылась и не готова говорить со мной честно. Ничего страшного, мы к этому придем!

Я натянула вежливую улыбку, такую же фейковую, как у психологини. Ясно, говорить с ней честно нет смысла, к завтрашнему сеансу придумаю, что б такое соврать, чтобы она от меня отстала. Одна радость: пока мы проводим эти сеансы, учебный год проходит, и я вполне смогу вернуться к первоначальному плану.

И снова я рано обрадовалась. С сеанса домой я вернулась на такси – такой был договор у родителей с психологиней. Некоторое время я была одна, в блаженной тишине, сказка просто. А потом вернулся Шатун – маменька ускакала на очередные курсы, я давно уже не слежу, чем она занимается. Само прибытие ее возлюбленного меня не насторожило, мы с ним мастерски друг друга игнорируем. Но сегодня он сразу приплелся ко мне и был суров, что уже не сулило ничего приятного.

У нас с ним не очень хорошие отношения, но это ничего. Как показала практика, у Шатуна со всеми не очень хорошие отношения. Думаю, он даже своим родителям не слишком понравился, и они карательно назвали его Михаилом. По крайней мере, я не вижу других причин давать имя Михаил человеку с фамилией Шатун.

Мама, естественно, радостно взяла его фамилию – она вообще не упускает поводов его порадовать. Я наотрез отказалась. Шатуну было пофиг. Он не хотел видеть меня под своей фамилией, но от возможности поиграть в наставника и мудрого отчима не отказывался… к сожалению.

Вот и теперь он смотрел на меня, насупив брови.

– Я говорил с Валентиной Ивановной.

Это психологиня. Я ее имя предпочитаю не запоминать.

– Она сказала, что ты пока отказываешься признавать проблему, – продолжил он.

Я только плечами пожала. В беседе с Шатуном нет правильного ответа ни на один вопрос, его любое слово может обидеть. Вывод? Чем меньше говоришь, тем проще тебе жить.

– Ульяна, так нельзя. Ты должна признать проблему, вылечиться и жить дальше. Так делают здоровые, сильные люди.

– Хорошо, – говорю. Только отстань, отстань, отстань…

Не отстает. Он любит поболтать. Сочувствую его подчиненным, Шатун – большой начальник, вообще-то.

– Не думаю, что поняла, а должна бы! Хотя я знаю, почему ты упрямишься. Ульяна, мы все помним, в каком ты положении, и делаем тебе скидку на это. Но нельзя же вечно жить по льготам, девочка моя! Никто не виноват в том, что ты калека. Так ведь сейчас не средневековье! Раз уж ты не можешь стать здоровым человеком, нужно принять это и счастливо жить дальше, а не жалеть себя – или делать такие вот глупости!

Он себя вообще со стороны слышит? Если бы я действительно была в депрессии, мне только такого «утешения» и не хватало бы, чтобы реально сигануть головой вниз! Придурок.

На мою удачу, мало что в этой жизни меня заботит меньше, чем мнение Шатуна. Поэтому я сижу, смиренно опустив голову, и жду, когда он свалит. Лично я не считаю себя ни калекой, ни убогой, а сложности у меня, потому что у некоторых людей не хватает мозгов понять это, только и всего. Ну а чего мне париться из-за отношения людей без мозгов?

Похоже, Шатун наконец-то доволен тем, как он меня вразумил.

– Ульяна, ты все поняла?

– Да.

– Вот и хорошо! Хотя я бы не отказался, если бы ты начала думать чуть пораньше! Нам с твоей матерью и так непросто из-за тебя. Не добавляй нам еще такого позора!

Теперь ему ответ не нужен, ляпнул – и ушел. Оно и к лучшему, потому что я бы уже не сумела ответить правильно.

У всех есть свой предел, и у меня тоже. Я многое могу стерпеть – но не столько сразу! По отдельности и психолог, и Шатун, и даже дебильная новая школа – так себе проблемы. Но тут они навалились на меня все вместе. Как будто мне нравится слушать, какая я убогая и как от меня одни неприятности! Я знала, что из-за Шатуна не нужно расстраиваться, всегда знала, однако он меня все-таки добил. Точнее, просто стал вишенкой на торте всех моих бед, и я разревелась.

Может, нужно было давно, сразу… А из меня только теперь начал выходить тот страх, который я почувствовала еще в красном лабиринте (которого не было). Может, лучше бы был? Это тогда мне казалось, что нужно