Тамбов. Хроника плена. Воспоминания - Шарль Митчи

После десяти дней беспокойного путешествия, во время которого нас несколько раз чуть не обогнали и не окружили передовые немецкие части, мы наконец прибыли в Тулузу, где мы и узнали грустную новость о капитуляции Франции и почти в это же время услышали знаменитое воззвание де Голля от 18 июня[11], которое немного прибавило нам надежды и мужества.

И вот в конце июля 1940 года, демобилизовавшись, я решил вернуться в Эльзас к моей жене и семье. В Эльзас, аннексированный великим нацистским рейхом, аннексированный насильственно и с очевидным нарушением международного права, полностью подавленный немецкими диктаторскими законами, сеющими террор.

Франция на коленях, три четверти её территории оккупировано немцами. Гитлер думает только о том, чтобы проглотить Великобританию, которая противостоит немцам в одиночку. Но, несмотря на интенсивные и массированные бомбардировки английских городов, он никогда не рискнет высадиться в Англии и вынужден будет изменить все свои планы.

После одного года войны Гитлер, ещё в мирное время ставший хозяином в Австрии и Чехословакии, оккупирует Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию, Голландию, Люксембург, Францию. Венгрия, Румыния и Болгария становятся его вассалами, а Югославия и Греция в свою очередь оккупированы после тяжёлой кампании весной 1941 года.

Деревня Вир-о-Ваяь близ Гюнсбаха, родной деревни Шарля Митчи, разрушенная немецкой бомбардировкой 18 июня 1940 года

23 августа 1939 года, за восемь дней до развязывания войны и постыдного раздела Польши после её разгрома, Советы и немцы подписали пакт о ненападении. Несмотря на то что русские соблюдали условия договора и регулярно поставляли в Германию зерно, мясо, овощи, топливо и сырьё, 22 июня 1941 года Гитлер без объявления войны начал гигантское наступление на Россию. Никогда ещё история не знала такого скопления войск и военной техники. Этого никто не ожидал, и продвижение немецких войск было молниеносным. К октябрю нацистские войска продвинулись более чем на тысячу километров.

Но с конца ноября немецкая армия вязнет в раскисшей земле, а потом и в снегу. Тем не менее весной наступление возобновляется, и немецкая армия продвигается вглубь Советского Союза.

Зима 1942/43 года станет для немцев трагической. 6-я армия под командованием генерала Паулюса будет окружена и уничтожена под Сталинградом (ныне Волгоград). Это поражение ознаменует решительный поворот в войне: начало неудержимого советского контрнаступления, которое закончится только взятием Берлина в мае 1945 года.

Вернёмся к моему возвращению в аннексированный Эльзас в 1940 году. Всемогущая немецкая администрация заставляет всех преподавателей и других государственных служащих подписать определённые обязательства, если они захотят остаться на службе. Мы равнодушно подписываем всё, что дают, прекрасно зная, что эти подписи, вырванные силой и с нарушением всех прав в отношении людей, по закону остающихся французами, не будут иметь никакого юридического значения. Их не будут принимать во внимание в день освобождения — освобождения, в которое уже сейчас свято верит подавляющее большинство из нас, несмотря на шаткую и неспокойную военную ситуацию.

Начиная с 1 октября 1940 года я должен был, как и все мои коллеги младше сорока пяти лет (за исключением замужних женщин), пройти Umschulung, переподготовку по педагогике и особенно по политическим вопросам, в Германии, в моём случае — во Фрайбурге. Замужние учительницы могли оставаться преподавать в Эльзасе и проходить переквалификацию на месте, по сокращённой программе в Кольмаре. Мы считали, что сможем вернуться домой по окончании триместра стажировки, и для нас стало неприятным сюрпризом, когда 2 января 1941 года нас отправили в коммуну Баден, чтобы мы заменили там немецких учителей, мобилизованных в вермахт. Таким образом, я оказался учителем в Ленцкирхе, прекрасной туристической деревушке в Шварцвальде, недалеко от озера Титизее, а моя жена осталась работать в Сульцерене, в Эльзасе. Директор школы, хотя и был членом национал-социалистической партии (все государственные служащие должны были состоять в НСДАП в обязательном порядке), был очень корректен и даже любезен со мной, тем более что я мог доставать ноты Дебюсси для его жены, прекрасной пианистки. От Дебюсси она была без ума, а ноты его произведений невозможно было отыскать в Германии, но в Кольмаре их найти было можно.

Раз в неделю двое священников приходили в школу давать уроки религиозного воспитания. Протестантский пастор из соседней деревни был отвратительным и убеждённым нацистом, он гордо выставлял напоказ свой Kritzspinn, значок нацистской партии, — что-то вроде пуговицы с отчеканенной свастикой. Я же, хотя и был протестантом, немедленно подружился с кюре Аенцкирха, любезным и приветливым темпераментным маленьким толстяком. В то время как даже в Эльзасе в начале 1941 года ещё мало кто знал генерала де Голля, кюре во время нашей прогулки в окрестностях деревни сказал мне однажды: «Не правда ли, господин Митчи, этот генерал де Голль однажды станет для вас, французов, кем-то вроде Жанны д’Арк?»

Это означало, что кюре слушал иностранное радио — несомненно, английское — с риском попасть в концлагерь за прослушивание вражеских радиостанций, что он был ярым антинацистом и прекрасно знал о моих профранцузских настроениях, которые я, впрочем, недостаточно скрывал в деревне и ресторане, где обычно питался.

Двумя месяцами позже, в марте, этот же мой друг кюре увёл меня на маленькую сельскую тропинку и там сказал очень серьёзным тоном: «Господин Митчи, земля горит у вас под ногами, я вам по-дружески, но настоятельно советую переехать, и чем быстрее, тем лучше».

На той же неделе я случайно узнал, что одна из моих французских коллег, незамужняя учительница, получившая назначение в деревню на равнине около Вье-Бризах, была этим недовольна и хотела бы найти место в Шварцвальде. Я немедленно связался с ней, и уже в следующий четверг мы пришли к Oberschulrat (инспектору немецкого образования) и объяснили ему наше желание поменяться, которое было тут же удовлетворено безо всяких возражений. Так, после пасхальных каникул я начал преподавать в Мердингене, у подножия тунибергских виноградников, совсем рядом с Вье-Бризах, что было, несомненно, лучше, чем более или менее продолжительное пребывание в концлагере. Спасибо за этот дружеский поступок, господин кюре, и за вашу смелость.