Тамбов. Хроника плена. Воспоминания - Шарль Митчи

Но вернёмся в 1943 год. Ужасный выбор стоит перед эльзасцами: остаться или уехать? Выбор кажется простым: искать убежища в свободной зоне[19] или даже в Швейцарии. Сколько раз после войны можно было услышать вопрос от «внутренних французов»: но почему эти молодые эльзасцы не уехали к нам? Те, кто задавал эти вопросы, плохо понимали нацистов, их методы, их репрессии. Вот несколько цитат из указов, адресованных гауляйтером административным, политическим, полицейским властям: «Все военнообязанные эльзасцы, которые не предстанут перед призывными комиссиями или которые не подчинятся приказу, будут немедленно арестованы и после отбытия тюремного заключения будут отправлены в Германию»X.

«Перевозка подсудимых должна производиться под воинской охраной, достаточной для того, чтобы предотвратить любые антинемецкие выступления, такие как распевание французских песен или любые другие профранцузские демонстрации»XI.

«В коммунах, где призыв молодёжи 1920–1924 годов рождения вызовет мятежи и бунты, полиция должна действовать максимально сурово, оружие будет применяться без промедления»XII.

Вопреки всем этим мерам и несмотря на риск, которому они подвергались, к И ноября 1942 года более 12 000 эльзасцев уклонилось от необходимости надевать вызывающую у них омерзение нацистскую военную форму. Чтобы воспрепятствовать массовому бегству и обуздать строптивцев, Вагнер принимает следующие меры (И февраля 1943 года):

«Все военнообязанные эльзасцы, не явившиеся в призывные комиссии, будут арестованы и отправлены в лагерь в Фольбруке (Ла Брок) около Ширмека (имеется в виду концентрационный лагерь, не путать с лагерем смерти в Штрутхофе, который находился рядом), где они предстанут перед призывной комиссией. Сразу после медицинского осмотра они будут под конвоем полиции направлены в специальные армейские подразделения (имеются в виду Straf-Batallions, штрафные батальоны, которые посылали на самые опасные участки фронта)»XIII.

Так как все эти меры оказываются недостаточными, Вагнер решает перекинуться на родственников. Если один из членов семьи эльзасцев перейдет границу, вся семья должна быть отправлена в Германию или в оккупированную Польшу. В приказе от 10 сентября 1942 года (совершенно секретно) можно прочесть:

«…в следующую пятницу все эльзасские газеты должны напечатать два или три красноречивых материала об эльзасцах, которые были отправлены вместе с семьями в Германию, поскольку они не явились в призывную комиссию».

В одном только районе Зюндгау 600 семей были оторваны от своего домашнего очага. Но побеги продолжаются, и как раз в Зюндгау молодые люди организованной группой уходят в Швейцарию. Именно тогда в вогезских деревнях появляются проводники через границу.

Вагнер в ярости. Репрессии становятся всё более кровавыми. Он приказывает казнить тринадцать юношей из Баллерсдорфа, пойманных при попытке перейти границу.

Антинемецкие выступления, сопровождающие отправку насильно призванных юношей, принимают такой размах, что немцы вынуждены принимать драконовские меры. В письме высшим военным властям Вагнер пишет:

«Во время призыва групп 1920–1924 годов происходили невыносимые сцены, которых необходимо впредь избегать во что бы то ни стало.

Начальник гражданской администрации (Chef der Zivilverwaltung) просит вас сообщать районным администрациям (Kreisleitungen), где и когда должны собираться эльзасские призывники и по каким улицам их необходимо вести на станции отправления.

Он также просит вас отправлять их маленькими группами, за которыми будет легко присматривать.

Чтобы сохранить порядок при посадке призывников, необходимо запретить проникновение членов их семей на станции отправления».

Цитата из инструкции маршала Кейтеля[20], главнокомандующего вермахта, касающаяся призывников из Эльзаса, Лотарингии и Люксембурга, наглядно демонстрирует, насколько немецкие власти доверяли эльзасским рекрутам:

«Необходимо в принципе исключить использование в оккупированной Франции, Бельгии и Нидерландах солдат родом с западных территорий, подчинённых Германии».

К несчастью, не все эльзасцы, которых это касалось, смогли уклониться от военной службы. Их и их семьи мы считаем жертвами этой войны. Сказать об этом необходимо, потому что мы убеждены, что трагизм ситуации, в которой они оказались, не понимали ни в странах-союзниках, ни даже в самой «внутренней» Франции.

Таким образом, из-за жестоких репрессий, бесчеловечных мер, принимаемых нацистами, пытаться уйти в свободную зону или в Швейцарию означало не только смертельный риск, но и, более того, подвергало опасности всю семью[21]. К тому же, по здравом размышлении, не было ли в подчинении насильственному призыву средства эффективно бороться с нацистскими оккупантами? Подавляющее большинство тех, кого заставили надеть немецкую военную форму, уезжало с твёрдой решимостью при первой же возможности перейти к русским (они были уверены, что их пошлют в Россию), чтобы потом отправиться в Северную Африку в армию де Голля и участвовать в освобождении Франции, как им советовало лондонское радио (передача «Французы говорят с французами»). Более того, в ожидании этой возможности они могли развлечься тем, что подрывали боевой дух немецких солдат, уставших от долгих лет войны. Это было очень просто и зачастую весьма эффективно, я могу это подтвердить со знанием дела.

Что касается меня, я принял решение давно. Я был женат, у меня был малолетний ребёнок, я не имел права думать только о себе и подвергнуть репрессиям мою семью. Если бы я перешёл «границу» и укрылся в свободной Франции, моя жена не только была бы уволена и осталась бы без средств к существованию, но её, несомненно, отправили бы в Германию или даже, вероятнее всего, в Польшу. То же самое произошло бы с моими родителями и в особенности с родителями жены, у которых и так были неприятности из-за их сына Альфреда (дядя Фредди), оставшегося вместе с семьёй в свободной зоне около Роанна, эвакуированного туда в 1939 году вместе с предприятием Plasco[22] из Хюнинга. Мы с женой предполагали следующий сценарий.