Ветхозаветная библейская критика - Антон Владимирович Карташев

ветхозаветную библейскую науку; он почти равнозначащ с нею. А дисциплина Ветхого Завета – одна из самых разработанных и богатейших по своей литературе в кругу других богословских дисциплин. И весь материал ее разрабатывается в наше время методом критическим, или иначе – историческим. Весьма сложный справочный аппарат дисциплины Ветхого Завета и в области первоисточников (т. е. текстов), и в области пособий подан исследователю столь роскошно, что здесь нетрудно рядиться в пышные одежды эрудиции и ослеплять непосвященных виртуозными выкладками специалистов. Но моей задачей в данном случае является как раз обратное желание – упростить, елико возможно, всякому православному, искренно интересующемуся богословским знанием, подход к сердцевинному, ключевому вопросу, который давно уже поставила пред нашим сознанием библейская наука, разрабатываемая критическим методом. Это вопрос: как мы должны правильно понимать и оценивать священные книги Ветхого Завета как орган сверхъестественного Божественного откровения истинной религии на нашей планете? Многие стороны обычного, традиционного взгляда на значение библейских текстов в системе наших догматических верований должны быть пепесмотрены и научно-богословски переформулированы в уровень с бесспорными достижениями библейской науки. Разумеется, по суду авторитетного церковного руководства, а не по частным только мнениям отдельных ученых тружеников. Пересмотр этих ходячих формулировок нашей веры настоятельно необходим для вящего ее укрепления; именно – укрепления через использование достижений библейской критики. Задача, аналогичная той, которую для себя ставил в свое время на путях философии В. С. Соловьев: «оправдать веру отцов своих, возведя ее на высшую ступень разумения».

Низшая, наивная ступень разумения подхода к ветхозаветной Библии уже не довлеет более злобе современного исторического дня. Тут не пустая и унизительная погоня за пошлой модой. Тут миссионерский долг и подвиг веры и церкви. Неисполнение его влечет за собой умаление веры в массах и потерю престижа церкви в мире. Излишни при этом были бы оговорки о разумной медлительности законного консерватизма, столь приличествующего церковной науке. Конечно, догматы церкви неподвижны, но разумное раскрытие и обоснование их и научно-апологетическое оборудование их должны быть подвижны в меру исторического движения человечества, ибо «суббота человека ради». И вот, надо признать, что неподвижный исторический консерватизм вселенской церкви (в лице всех ее вероисповеданий) уже слишком достаточно, почти два тысячелетия сопротивлялся какому бы то ни было отрицательному, профанному и критическому отношению к библейским материалам, чтобы можно было упрекать в особом легкомыслии и протестантство, и англиканскую, и римско-католическую церкви, что они с половины XIX и в начале XX в., в лице большинства своих самых сильных работников богословской науки, самых веских научных изданий, с дозволения своих высших цензурных органов, перешли к почти всеобщему принятию главнейших выводов ветхозаветной библейской критики.

В римско-католической церкви эти выводы если и не приемлются еще в прямом их виде, то они серьезно обсуждаются как методологические проблемы, как рабочие гипотезы, и потому выводят римско-католическую науку о Ветхом Завете из пелен немощной апологетики еще недавней, современной нашему детству эпохи Пия IX, на славное поприще большой и в настоящее время цветущей науки. Доступной всем иллюстрацией этого знаменательного перелома может служить, например, во французской науке сравнение двух частей капитальной библейской энциклопедии «Dictionnaire de la Bible»; первой части, под редакцией аббата Вигуру, где над огромной эрудицией составителя еще тяготеет мрачная тень Syllabus'a, и – второй части, выходящей в наши дни под редакцией проф. Пиро и Робер, где уже все библейско-критические материалы смело и компетентно разжевываются на крепких зубах верующей, не боящейся света истинного знания, церковной науки. Эту смелость и уверенность развитию латинской библейской науки придает, как и во всем прочем, образцовая организованность римской церкви. Она не только поощряет развитие католической богословской науки до уровня достойной конкуренции ее с блестяще развившейся за время отсталой эпохи Пия IX внецерковной (протестантской и неверующей) наукою, но и искусно контролирует ее. Для этой цели достопочтенный Лев XIII (в миру умный дипломат, граф Печчи) еще с 1902 г. учредил при св. престоле так называемую «Библейскую Комиссию» из ученых кардиналов и консультантов, неторопливые и осторожные ответы и директивы которой по недоуменным библейским вопросам постепенно публикуются в официальных «Acta apostolicae Sedis» и в специальном «Enchiridion Biblicum» (Romae, 1927) и являются косвенно обязательными к руководству для всех церковных исследователей, преподавателей, школьников, клириков и мирян. При этом компетентными римскими канонистами мудро поясняется, что в «принципе» эта дисциплинарная безоговорочность суждений Библейской Комиссии нисколько не связывает ее самое и церковную власть на будущее время, когда новые открытия и прочные приобретения науки вновь уполномочат их дать обновленные и видоизмененные ответы на те же самые вопросы.

На фоне этого просвещенного порядка понятным становится такое красивое духовное явление, как выдающийся целожизненный ученый подвиг одного из великих библеистов, а именно – отца доминиканца Альбера-Мари-Жозефа Лагранжа (1855–1938), создателя и полувекового руководителя французской «Библейской Школы» в Иерусалиме (1890–1935), конечно, консультанта и самой папской Библейской Комиссии. О. Лагранж в своих объемистых трудах, в бесчисленных этюдах, большею частью появлявшихся в созданном им «Revue Biblique» и в серии «Etudes Bibliques», через своих учеников и преданных сотрудников, не без духовных борений внешних и внутренних, с покоряющей интеллектуальной силой и искусством проводил по всей линии библейских проблем начала библейской критики, названной им «историческим методом». Как глубоко верующему и законопослушному сыну церкви, о. Лагранжу пришлось пережить немало духовных драм, но конечная победа в этом сдержанном, бесшумном, но огромном состязании со школьно-богословской рутиной осталась за ним. Его долгая 83-летняя научно-аскетическая творческая жизнь легла незабываемой гранью между двумя эпохами римско-католической библейской науки, еще вчерашней докритической и нынешней – критической. Его благочестивый, верующий и верный догматам Церкви подход может служить опорой и руководством и нам – православным, еще не начинавшим подвига усвоения библейской критики.

До революционного саморазрушения России и уничижения русской церкви наша духовно-академическая наука была гегемоном для богословской учености других православных стран. Но ее ученая продуктивность по отделу библейскому, стоя не количественно, а качественно на уровне мировой учености, соблюдала еще волей-неволей стыдливое молчание о критическом перевороте, происшедшем в библейской науке. Были только некоторые осведомительные касания к щекотливым проблемам в статьях профессоров Ф. Г. Елеонского и В. П. Рыбинского. За четверть века отсутствия России в ее естественной роли предводителя православно-богословской учености заметно возросла и встала на общеевропейский уровень ученость православно-богословских факультетов балканских стран, особенно в Афинах. Но, как свидетельствуют солидные курсы общих и частных Введений в Ветхий Завет профессора И. С. Марковского («Въведение в Св. Писание на Ветхия Завет. Ч. I. Общо въведение», София, 1932 г.; «Ч. II. Частно въведение», София, 1936 г.) и профессора П. И. Брациотиса (П.I. Μπρατζιώτης. Εισαγωγή εις