В лапах Ирбиса - Елена Ласк

Мне снилась боль, разливающаяся по всему телу. Тёмная раскалённая комната, удушающая запахом крови. Тишина, в которой малейших звук становится жутко громким, звенящим или шипящим в черепной коробке. Тяжёлое твёрдое тело, которое двигается на мне. Кажется слышно, как внутри всё рвётся, как стекают последние секунды жизни каплями его пота с моей кожи на грязный белый хлопок постели. Крик, застрявший внутри, удушает. Всё, чего я желаю – отключиться и больше никогда ничего не чувствовать. Он нарушает молчание, обещая, что будет продолжать пока я не сдохну и держит слово. Этот сон всегда заканчивается одинаково: он меня целует, наполняя моё ледяное тело своим раскалённым дыханием.

Я всегда просыпаюсь в холодном поту, задыхаясь от его поцелуя, которого не было, он странная выдумка моего мозга. Всё остальное было: боль, кровь, пот и холод смерти, который я испытала на себе. Каждый раз долго прихожу в себя, борясь с реальностью застывших во мне ощущений. Снова и снова внушаю себе, что всё в прошлом, чтобы перестать дрожать и сдержать запоздавший на два года вопль, который рвал меня изнутри также, как и его источник. Не могу отделаться от чувства, что он застыл во мне и не отпускает, давая понять, что больше ни для кого в моём теле нет места. Просовываю руку в трусики убеждаясь, что нет во мне ничего, что всё давно зажило и болеть нечему, но осознание не приносит покоя.

По параноидальной привычке осматриваю себя, убеждаясь, что нет ни синяков, ни крови. Снаружи не осталось ни единого следа. Только внутри всё осталось разодранным, и как бы я не боролась, не получается собрать себя, чтобы стало как прежде. Иногда кажется, что наконец получилось, части подошли друг к другу и осталось дождаться, когда срастутся, но раз за разом происходит одно и то же: привычное разочарование, хроническая боль, наивная надежда, что когда-нибудь всё получится. Правда, я уже и не знаю, хочу ли я стать той же девушкой, которая оказалась слабой и жалкой, сдалась без борьбы, позволив пеклу чужой ненависти испепелить себя. Иногда я по ней скучаю, потому что вижу будто со стороны то, как она жила и что делала. У нас общие воспоминания, но разные чувства и восприятие. Я училась на её ошибках, меняясь, трансформируясь, обращаясь в себя нынешнюю, избавляясь от неё в себе по частям. Я прекратила это делать в один момент. Сидела на работе и вдруг поняла, что должна сберечь каждую часть себя, особенно ту, что обладала поразительным свойством бороться до последнего. Я вспомнила, как она падала, учась ездить на велосипеде, но поднималась и продолжала учиться, когда все махнули на неё рукой. В одну из попыток она просто села и поехала, испытав невероятное чувство гордости, что смогла сделать это сама. С того самого момента она всё преодолевала своим упорством. Падала, разбиваясь, но поднималась и склеивалась, казалось, становясь прочнее. Теперь я этим свойством не обладаю, двигаясь по пути наименьшего сопротивления, оберегая нас обеих, пока она снова пытается собрать себя из хрустальной пыли, что от неё осталась. Когда это наконец случится, предстоит самое сложное – слиться в единое целое, снова став цельной личностью.

Никак не получается оторвать голову от подушки из-за этих тяжёлых мыслей. Вчера, придя домой после безумной ночи, не приводя себя в порядок, разделась почти до гола, зарылась в одеяло не смотря на жару, и отключилась. С непривычки проспала до новой ночи. Раньше могла несколько суток подряд провести без сна и еды, ловила от этого кайф, испытывая возможности своего организма. Как же принять тот факт, что никогда не будет как раньше? Как смириться и перестать сопротивляться реальности?

Чтобы избавиться от надоевших мыслей, усталости от самой себя, отправилась в единственное место, которое мне здесь нравится – лесное озеро. Предыдущий владелец дома сразу предупредил, что оно очень коварно, и, если ты ему не понравишься, может утащить в свои глубины. Наверно поэтому оно мне так понравилось, и я так часто сюда таскаюсь. Кроме меня здесь никого не бывает. Местные боятся здесь купаться из-за дурной славы этого небольшого водоёма и добираться сюда не близко, а ещё вода кажется грязной и мутной. Смыла с себя в прохладе наваждение из сна. Долго лежала на спине на водной глади, любуясь ночным небом сквозь просветы в кронах деревьев, прокручивая последние сутки. Зачем татуированный расковырял мою рану, чего добивался? Ведь он чего-то добивался своими вопросами. И неужели так легко догадаться что со мной сделали. Он будто угадал меня не с трёх и не с двух нот. Ему оказалось достаточно одной, низкой, тяжёлой, протяжной. До разговора с татуированным была длительная ремиссия, основанная на монотонности моего существования. Думала, что начала забывать, приходить в себя, но нет – всё самообман. Я так и не срослась из тех ошмётков что от меня остались. Стыки ран затрещали, и я начала распадаться от малейшего напоминания о случившемся. Каждый раз будто всё по новой. Помнить каждую напряжённую ненавидящую черту лица, тяжёлый запах мужского тела, ощущать его внутри себя и знать, что это может повториться.

Не заметила, как ушла под воду. Со мной подобное не в первый раз. Необычное ощущение, когда не дышишь, но тело не испытывает недостатка кислорода. Вынырнула, окончательно придя в норму, начав обдумывать свои будущие действия.

Незнакомцы должны уже уехать. Их друзьям требуется срочное обследование и возможно дополнительные операции. Смысла и повода здесь оставаться нет. Татуированному я дала понять, что его помощь мне не требуется и вмешательства в свою жизнь я не допущу. Сомневаюсь, что его интерес к моей судьбе не угаснет по возвращении в привычную обстановку. Что-то мне подсказывает, что и без проблем мутной санитарки у него достаточно забот. Мне дико хотелось, чтобы всё оставалось по-прежнему. Избежать расспросов и сплетен, пытки в виде бесконечного любопытства окружающих. Хочу, чтобы моя тягучая однообразность продолжилась. Только приходится быть реалисткой – теперь это невозможно. Цепная реакция уже запущена. Придётся переезжать, как можно быстрее, пока на меня не начали собирать информацию, интересоваться прошлым. Не факт, что татуированный начнёт копать, но лучше перестраховаться и исчезнуть. У меня остался ещё один паспорт и шанс на новую жизнь.

Прежде чем принимать окончательное решение нужно побывать в больнице и убедиться, что там всё хорошо. Зря я так поспешно ушла, непрофессионально с моей стороны, да и не по-человечески, но оставаться, чтобы меня увидело ещё несколько человек, тем более врачей, было опасно.

Я пришла в свою смену с написанным заявлением по собственному желанию, подготовившись к любым расспросам. Продумала каждый возможный вопрос и варианты ответов на него – один абсурднее другого. На первое время сойдёт, а потом я исчезну. Только в больнице творилось что-то странное: все вели себя будто не произошло ничего из ряда вон, никто не задавал никаких вопросов и не упоминал события позавчерашнего дня. На мои вопросы о «гостях» тоже никто не отвечал, будто никого и ничего не было. Даже самый болтливый сотрудник, уборщица баба Маша, уверенно изображала болезнь Альцгеймера. Чуть позже до меня дошло, что те, кого не было в тот вечер и ночь в больнице, ничего не знают. Произошедшие события заперты в головах свидетелей неизвестным мне способом, и они упорно притворяются, что никаких приезжих не было, а я не блеснула хирургическими талантами.