Бомба для империи - Евгений Сухов

– Ладно, фигура, – улыбнулся Долгоруков. – Ленчик, прибери здесь все – и домой!

Так окончилась афера, о плане которой Сева рассказал своей команде еще на третий день после окончания инцидента с картиной Тициана «Портрет Карла V». Афера прошла – лучше не бывает, можно в учебники вносить. Естественно, по криминалистике. Долгоруков со своей командой грамотно и тонко раскрутили неумного, но жадного до денег курьера, везшего в Санкт-Петербург деньги откуда-то с Урала и остановившегося на время в Казани. Зря, надо сказать, он здесь остановился. А деньги при нем, следует заметить, были хорошие. Даже весьма.

Махинаторы во главе с Севой сыграли на его жадности, познакомившись и заведя с ним дружбу. Дружба же предполагает доверительность и откровенность. Вот они и предложили человеку в полосатом дорожном костюме якобы по дружбе быстро и без особых усилий прокрутить деньги на бирже. Предложение было заманчивым, на первый взгляд беспроигрышным и сулило хорошую выгоду.

– Процентов пятнадцать-восемнадцать навару я тебе через неделю гарантирую, – заверил курьера Сева Долгоруков, представившийся Вольдемаром.

И не обманул: ровно через семь дней добавил к имеющимся ста восьмидесяти трем тысячам рублей, что были у курьера, двадцать пять тысяч своих кровных рубликов, выдав их за полученные проценты. Но когда курьер с Севой пошли забирать деньги, им их отдавать не захотели Африканыч с Ленчиком, представлявшие из себя прожженных биржевых кидал с махровым уголовным прошлым. Пришлось отбирать у них деньги силой, а самих кидал «наказывать» по всей строгости уркаганских понятий.

Потом якобы приключилось убийство, вышла нешуточная стрельба, объявилась «полиция», от которой надлежало «делать ноги». Все по закону жанра. Как это всегда бывает, когда план продуман до самых мельчайших деталей и предусмотрено все, даже то, чего ни при каких обстоятельствах не может произойти. И закончилась афера весьма благополучно. Ведь денежки – вот они, в саквояжике у ног. А курьер уже, верно, далеко за пределами губернии. Ведь он уверен, что Долгоруков в заброшенном доме перестрелял всех свидетелей и в конечном итоге был убит полициантами, которым оказал отчаянное сопротивление. Сто восемьдесят тысяч же прибрала к рукам полиция в качестве главной улики. И не видать этих денег уже более никому…

Так думал про курьера Сева Долгоруков. Курьер про Севу думал примерно так же. Но был один человек, который думал иначе.

Человек в полосатом дорожном костюме дрожал, как осиновый лист. Таковое сравнение хоть и заезжено и применяемо господами сочинителями довольно часто, однако в данном случае вполне уместно. Ибо курьер тайной организации, не довезший денег до места назначения, является уже не курьером и доверенным лицом, а олухом, болваном, предателем и даже самой что ни на есть распоследней сволочью. А как карают предателей и сволочей? Конечно же, смертью! Вот человек в полосатом дорожном костюме и дрожал. Именно как осиновый лист на осеннем ветру.

– Виноват, виноват, – беспрестанно твердил курьер, боясь поднять глаза на Густава, который, несмотря на тридцать с небольшим лет, занимал в «Центре» далеко не последнее положение, в определенных кругах слыл уже человеком-легендой, славился исполнением данного слова и твердостью характера и совершенно не ведал жалости. Так о нем говорили…

– Нет, ты не понимаешь, насколько ты виноват, – не повышая голоса, холодно произнес Густав. – Ты сорвал акцию, которую «Центр» готовил полгода! Тебе что, не хватает денег?

– Хватает, – нервически сглотнул человек в полосатом дорожном костюме. – Бес попутал.

– Бес?! – В Густаве стала закипать ярость. – Это ты говоришь мне – бес попутал?

– Он самый, – курьер не знал, что еще говорить.

– Брось мне эти русские штучки: «бес попутал». Жадность тебя попутала. И твоя непролазная тупость…

Густав уселся в кресло и вперился взглядом в курьера. Ему он не предложил сесть. Это означало не только верх неприязни и неуважения, но и высшую степень гнева. И курьер об этом прекрасно знал…

– Это они… Они меня ввели в искушение… – пролепетал он, еще надеясь изменить отношение Густава к себе. Хотя бы от гнева просто к раздражению и неудовольствию.

– Они? – Густав криво усмехнулся. – Значит, не бес?

– Они. – Курьер снова нервически сглотнул – Вольдемар этот. И еще двое… Ленчик и… как его… Африканыч…

– Давай по порядку. И все сначала… – приказал Густав и приготовился слушать. Хотя для него, в общем-то, все было понятно.

– Ага, – снова судорожно сглотнул провинившийся. – Значит, так… Поначалу все шло очень хорошо. Монгол и Купец дали столько денег, сколько и обещали. Они всегда, надо сказать, держат свое слово…

– Знаю, дальше…

– Еще один человек – он просил сохранить его имя в тайне – дал три тысячи рублей серебром. «На дело революции не жалко отдать и последнее», – так заявил он. А в Казани случилась вынужденная остановка. Ведь прямого железнодорожного сообщения с Москвой у нее до сих пор нет, – словно бы нашел некоторый оправдывающий его момент курьер. – У всех городов есть, а у Казани нет.

– И ты решил по-быстрому сыграть на бирже? – не сводил с него гневного взгляда Густав.

– Да, – убито произнес курьер. – Уж очень заманчивым показалось мне предложение Вольдемара. Пятнадцать процентов за неделю… Железные гарантии… Не устоял. – Он опустил голову, только теперь начиная понимать, каким же все-таки оказался безмозглым недотепой… – На бирже у Вольдемара были свои люди: Африканыч и Ленчик. Полностью я их имен не знаю…

– А у этого Вольдемара какая фамилия? – спросил Густав.

– Не знаю! – произнес в крайнем отчаянии курьер. – Он не сказал, а я не настаивал. Теперь-то я понимаю, что в первую очередь я должен был прояснить, кто эти люди, а уж потом…

Он и правда был непроходимо туп. Все же Густав решил сказать ему, чтобы тот хоть немного понял:

– Ты не должен был прояснять, кто эти люди, ибо это совершенно неважно. Потому что ты не должен был сводить с ними знакомства и не должен был доверять им чужие деньги. Впрочем, и свои тоже… – Густав мельком посмотрел на курьера: понимает ли тот, о чем он ему говорит? Однако понимания в его глазах не обнаружилось. Страх – да, имелся. А вот понимания, что и о чем говорит ему Густав, пожалуй, не было… – А все случилось потому, что возможная выгода затмила тебе мозги.

– Виноват…

– Значит, имена у них вымышленные, – резюмировал Густав.

– Я думаю, это их прозвища…

– Меня не интересует, что ты думаешь, – сказал, как отрезал, Густав. – К тому же я очень сомневаюсь, что ты вообще умеешь думать… Ладно. Как вы познакомились с этим Вольдемаром?

– Произошло наше знакомство как-то случайно. Ну, знаете…

– Нет, не знаю, – оборвал его Густав. – Дальше…