Письмо из дома - Кэролин Харт

Гретхен сосала леденец и заканчивала записи об арестах. Перевернув сложенный лист бумаги, он подняла глаза на миссис Моррисон:

— Пусть так, но я бы хотела получить информацию. Мистер Деннис говорит: спрашивай и добьешься.

Миссис Моррисон звонко и мило рассмеялась:

— Ты говоришь совсем как Уолт! Никакого стыда у этого человека. В общем, одна из этих самых историй. Нам позвонила миссис Крейн и сказала, что у двери рядом с домом Татумов слышали крики и визг. В чем дело — неясно, но все знают, что сейчас Клайд в увольнительной до отхода судна, а Фей, пока он был в отлучке, вовсе не сидела дома по вечерам. Может, Клайд кое-что прослышал о ее похождениях. Не скажешь, что она подает хороший пример своей девочке. — Тонко подведенные брови миссис Моррисон поднялись, и обычно добрый взгляд был суров, как февральский восход. — Конечно, в войну всем тяжело, но женщине надо привыкать оставаться одной, — и она отвернулась к своему столу.

Гретхен едва расслышала, как она пробормотала: «Говорит, что просто танцевала, но дьявол как раз и любит медленные мелодии». Татумы жили через три дома от бабушкиного «Пфицера». Гретхен выросла, то и дело забегая в их дом. Барб, их дочь, была старше ровно настолько, чтобы относиться к Гретхен с небрежным равнодушием, то принимая ее изумленное восхищение, то отмахиваясь от нее. В прошлом году Барб перешла в старшие классы. Все дети, от приготовишек до двенадцатого класса, учились в одном большом здании из красного кирпича, но между старшими и средними классами лежала пропасть шириной с реку Арканзас. Барб стала стадионной заводилой и теперь дружила со старшеклассницами. Гретхен помнила ее такой худенькой — в детстве она могла прыгать через скакалку сто раз без остановки. Сейчас ее никто бы не назвал худенькой, и когда она входила в комнату, на нее устремлялись все взгляды. Гретхен ощутила приступ зависти. Волосы Барб рыжевато-коричневого богатого оттенка сами завивались в безупречную прическу «паж». Она, пожалуй, не была красавицей, но казалась интересной: глубоко посаженные глаза, царственное лицо с высокими скулами. И она любила широко распахивать руки, словно приглашала весь мир в друзья.

Гретхен засунула леденец за щеку и написала: Дом Татумов. Визг. Крики. Бросила взгляд на часы — без двенадцати пять — наугад определила время сирены: Машина № 2 выехала в 16:40.

— А кто визжал? — спросила она.

Миссис Моррисон заерзала за своим столом.

— Наверно, Фей прогоняла Клайда. Ему, знаешь ли, не следовало жениться на ней, но некоторые мужчины совершенно не разбираются в женщинах, уж поверь мне. А некоторые женщины просто с ума сходят по мужчинам, и с годами лучше не становятся. Барб вроде бы неплохая девочка, но она носит такие обтягивающие свитера, что директор послал Фей записку, и была громкая перепалка. У этой Фей язычок такой, что кору с дерева обдерет. Ну, сержант Петти разберется. А Клайд все равно скоро уедет.

Снова оказавшись на жаре, Гретхен прикрыла глаза от солнца. Надо поторопиться в здание суда, пока оно не закрылось. Она шла быстро и почувствовала, что блузка прилипла к спине. В главном вестибюле никого не было. В офисе окружного секретаря она отметила про себя, что мистер Эдвард Петри, Черри-стрит, дом 103, подал иск на своего соседа, мистера Коя Хендрикса, Черри-стрит, дом 105, который выставил старую бочку с маслом, а оно протекло во двор мистера Петри и уничтожило его огород. Кабинет окружного уполномоченного уже был закрыт. Придется ждать до завтра, чтобы узнать, когда они выставят на торги новый мост на шоссе Кершо. Офис шерифа в цоколе тоже оказался заперт.

До редакции Гретхен добралась вскоре после пяти. Все куда-то ушли; мистер Деннис, наверно, в типографию, чтобы проверить, как пакуют газеты для разносчиков. Гретхен быстро навела порядок на столе, просмотрела записи для завтрашних статей — пропавшее пугало, дата продажи моста, — а теперь пора бежать в кафе. Рабочие бриджи остались там. Надо быстро переодеться — и за работу. Бабушка вначале говорила, что хватит с Гретхен целого дня работы в «Газетт», но девочка-то знала, как уставала бабушка. Поэтому ее день начинался и заканчивался в кафе. В пять утра они уже были на месте, чтобы открыться в шесть. В «Газетт» Гретхен отправлялась к восьми, поэтому у нее было время на то, чтобы шлепать куски бекона на огромные сковородки и подбрасывать яичницы на гриле. Водители грузовиков, выезжая на 66-ю федеральную, останавливались у них позавтракать: тут подавали рагу, блины и овсяные лепешки, а иногда и яичницу с беконом. Они сами пекли хлеб, обычный и злаковый, и булочки тоже. Вернувшись из редакции, Гретхен все так же занималась уборкой. Иногда, если кончались продукты, бабушка закрывала кафе и уходила домой пораньше, но в любом случае не позже пяти. Работы всегда хватало. Миссис Перкинс иногда справлялась с посудой, но Гретхен приходилось еще и скрести столы, мыть пол и выносить мусор, а иногда и разгружать продукты. Из лавки в Талсе мясо — если оно у них было — доставляли дважды в неделю. При хорошем раскладе она поспеет домой к шести. Бабушка к тому времени немного отдохнет и приготовит ужин. Гретхен особенно любила макароны с сыром и арбуз.

Мусор догорал на заднем дворе кафе, а красный шар солнца скатился на запад. Даже у тощих кривых деревьев выросли длинные тени. Гретхен поворошила пепел, проверяя, не осталось ли искр. Еще только июнь, а весь округ высох, как трут. На шоссе громыхали машины и грузовики. Бензин нормировался, но из-за военной техники движение стало оживленней.

Гретхен все поглядывала в сторону Арчер-стрит. Посыпанная гравием улочка вилась верх и вниз, следуя тонким контурам холмистой местности. Окна во всех домиках были подняты, входные двери открыты, приглашая хотя бы легкий ветерок. Но дома раскалились, и вентиляторы не помогали. Бабушка говорила, что в жару люди быстро сходят с ума: летом с ума сходят, а зимой хандрят.

В последний раз поворошив пепел, Гретхен вскочила на велосипед. Она ехала медленно из-за жары и не обращала внимания, что пот тек по лицу. В голове рефреном пелось: Г. Г. Гилман. Она чуть было не проехала дом Татумов, так что пришлось резко затормозить.

Крышка серебристого почтового ящика на столбе у подъездной дорожки висела криво. Со второго «т» отвалилась краска: «Та ум». Газон зарос сорняками, из травы торчали пушистые головы одуванчиков. У Татумов имелось парадное крыльцо, а в бабушкином доме к двери вели три бетонные ступеньки. Но бабушка-то их подметала и поливала каждый день. По обе стороны крыльца беспорядочно росли розы. Деревянные ступеньки расшатались, а одна планка совсем сломалась. Воздух в этом доме всегда был спертым, с крыши отваливались куски черепицы, белая краска отслаивалась и шелушилась.

Гретхен соскочила с велосипеда, прислонила его к стойке. Прикрыла глаза от красных лучей солнца. Дом выглядел как всегда, и ничуть не изменился. Может, миссис Моррисон оказалась права, и мистер Деннис ничего не напишет о звонке в полицию сегодня днем. Но постучать и проверить, дома ли Барб, вовсе не помешает. Девочка быстро подошла к крыльцу. Входная дверь была распахнута настежь, открывая темную гостиную. На зачехленном диване валялись журналы, початая коробка крекеров из непросеянной муки примостилась на журнальном столике рядом с пустой бутылкой из-под колы. Наполненная пепельница стояла возле полудюжины бутылочек с лаком для ногтей и пачки салфеток. Дополняли обстановку овальный плетеный ковер и два кресла, обтянутые блестящим желтым ситцем. Несмотря на беспорядок, комната сияла светом и жизнью, — их создавали висевшие на стенах картины без рам.