Зовите меня Апостол - Р. Скотт Бэккер

Я порасспросил супругов про полицейское расследование, ожидая услышать череду жалоб. Почти все приходящие ко мне недовольны полицией — либо потому, что у самих рыльце в пушку, либо из-за чрезмерных ожиданий. Когда дело идет о пропаже, почти всегда рассказывают про полицейское безразличие, некомпетентность, а если очень разозлены, то прямо обвиняют в должностных преступлениях. Лично я ничего против копов не имею. Полицейские не боги и не гении — обычные люди, забегавшиеся, занятые, со своими соображениями выгоды и невыгоды, с множеством правил и предписаний, со своей неповоротливой бюрократией и нелепостями, ею производимыми.

Мне случалось посмотреть на эту машинерию изнутри, я ее знаю.

Но оказалось — знают ее и Бонжуры. Они не жаловались. Глава местной полиции помогал, утешал и обнадеживал, сделал все возможное и даже больше — но бесполезно. Имя этого добросовестного шефа полиции — Калеб Нолен. Славный, честный Калеб Нолен. Он опросил всех двадцать семь «системщиков». По их словам, Дженнифер ушла из Усадьбы с «системщиком» по имени Энсон Уильямс вечером, около половины девятого. Пошли они в бар «Легенды», где оба любили потанцевать. Путь был неблизкий, две с половиной мили среди заброшенных фабрик, но оба, по-видимому, ценили прогулки, свежий воздух и лишний шанс поговорить без помех. Энсон и Дженнифер дружили, но любовниками не были. Свидетели показали: оба танцевали и пили где-то до половины двенадцатого. Охранник сказал: уходя, Дженнифер выглядела слегка подавленной и расстроенной. Как показал Энсон, ее почти весь вечер мучила головная боль, и в конце концов Дженнифер решила уйти. Энсон якобы уговорил ее вызвать такси, но, по словам охранника, она ушла пешком, направившись в сторону Усадьбы.

Но туда она так и не пришла.

Согласно записям на мобильном телефоне, Энсон звонил ей в три минуты первого и в семнадцать минут. Она не ответила. Тогда Энсон позвонил в Усадьбу, интересуясь, видел ли ее кто-нибудь. Когда узнал от охранника, что она ушла пешком, поспешил следом, выкрикивая ее имя и обыскивая окрестности дороги, — думал, ее сбила проезжавшая машина. Энсон ничего не отыскал, а в час тридцать три ночи Ксенофонт Баарс сам позвонил в полицию. Около двух один из помощников Нолена начал поиски, объезжая окрестности ее маршрута — жуткий лабиринт заброшенных сталелитейных заводов. Не самое подходящее место для ночных прогулок в одиночку юных девушек. Правда, местные, издавна привыкшие к этому пейзажу и знавшие его как свои пять пальцев, ничего жуткого там не видели. Дженнифер не появилась и утром, и Калеб Нолен мудро решил плюнуть на инструкции и запустить полноразмерный поиск. К трем часам дня восемьдесят с лишним добровольцев прочесывали руины заводов и окрестные овраги. Все оказалось бесполезным.

Ни следа, ни намека. На другой день искали снова, на сей раз уже с обученными собаками, — и снова ничего.

Тогда полиция позвонила родителям Дженнифер. Горе того дня отразилось на их лицах: как же так, их маленькая любимая дочь, лелеемая, иногда едва терпимая, но все остальное время — обожаемая, пропала?!

Затем снова повисла неловкая тишина.

Я спросил, обращались ли они в газеты и на телевидение. Да, полиция обнародовала свой отчет о деле, два питтсбургских телеканала передавали о пропаже, показав фото, главная городская газета «Питтсбург постгазетт» опубликовала материал — все напрасно.

— А мне один репортер сказал: они специально таким историям ходу не дают! — Голос Аманды чуть ли не звенел яростью. — Синдром Джонбенет,[9]вот как он назвал это! Дескать, пропажи и убийства красивых белых девочек всем надоели!

— Нет, — возразил Джон Бонжур. — Это из-за постоянной критики нашей прессы. Она как-то… по-голливудски ко всему подходит.

— По-голливудски?! — Аманда уже почти кричала.

— Они выбирают героев статей, будто режиссеры, чужая драма для них — сценарий кино.

— Ты имеешь в виду, наша дочь слишком красива, слишком белокура? Что ее из-за политкорректности нужно похоронить на задней странице? Так и оставить ее… пропавшей?

Пропавшей? Я вздохнул про себя. Они по-прежнему считают ее пропавшей?

Снова посмотрел на фото, заглянул в искристые глаза девушки и представил полицейские снимки с места убийства — тошнотворную жуть, навсегда закоченевшую муку. Нагота, немыслимо для живых заломленные руки, серая, в багровых пятнах кожа. Тогда я и начал звать ее про себя «мертвая Дженнифер».

Звучит кошмарно. Что тут сказать? Я — пишущий правду и только правду подонок.

Я потряс головой, потер глаза. И спросил — всегда тороплюсь с вопросом, когда мысли бредут не в ту сторону:

— Как бы вы охарактеризовали свои отношения?

— Вы что имеете в виду? — спросила миссис Бонжур.

— Ваши отношения с Дженнифер. Вы ладили или… э-э… не очень?

— Он хочет знать: возможно, секта стала лишь поводом удрать от нас, — с супружеской предупредительностью вставил ее муж.

Тут я уразумел: мистер Бонжур был не просто адвокат — он был хороший адвокат.

— Не очень ладили. Не очень, — отчеканила миссис Бонжур.

— Но мы оставались в рамках, — перебил ее мистер Бонжур. — Понимаете, «не ладили» — это одно, но чтобы удирать…

Его жену передернуло.

— Я уверена, мистер Мэннинг поймет нас правильно…

— Да, но я не хотел бы создать ложное впечатление…

Оба глянули на меня беспомощно. Поразительно, как супружеские пары умудряются превратить каждого встречного в консультанта по семейным проблемам. Потому я выдержал паузу — потерпите, милые.

— И что же это за впечатление?

— Джон ударил ее, — сказала миссис Бонжур ясно и безжалостно. — Когда мы ссорились… в последний раз, Джон ударил ее.

— Я… я… — Джон заперхал, будто захотел смачно харкнуть, но не харкнул, а сглотнул.

Толстыми пальцами вытер слезы.

— Я не знаю… не знаю, как это вышло…

Чуть ли не всхлипнул.

— Джонни считает: он во всем виноват, — пояснила миссис Бонжур безучастно.

— Я ценю вашу откровенность, — сообщил я деловито. — Большинство стараются приукрасить, сгладить острые углы. Думают, если сами будут выглядеть ангелочками, их лучше обслужат. Но в таких ситуациях важна одна правда и только правда.

Я наклонился, уперев локти в стол, — ни дать ни взять, вылитый Ремингтон Стил.

— Вы это понимаете?

— Конечно, — подтвердил мистер Бонжур слегка раздраженно.

Оплату, условия и прочее в том же духе всегда трудно обсуждать. Тут важно улучить подходящий момент. Я обычно упоминаю о деньгах, когда разговор не клеится, в особенности если эмоции зашкаливают и дело пахнет слезами и криками. К людям моей профессии редко приходят в спокойном состоянии. Но вся ершистость, слезливость и другие ненужные эмоции пропадают как по волшебству, едва речь заходит о деньгах. Супруги успокоились мгновенно. Я буквально ощущал: лишь только пошло обсуждение расходов и платежей, как сердца их застучали размереннее и спокойнее. Люди всегда ценят простоту и надежность или хотя бы их видимость. А материи проще и очевиднее купли-продажи и придумать трудно.