Первый в списке на похищение - Валерий Поволяев

– Можно, но на «роллс-ройсе» лучше.

– «Роллс-ройс» – дорогая машина?

– Очень.

– М-м-м, – Костик задумался, но думал он недолго, всего несколько мгновений: – А кто ездит на «роллс-ройс»? – Костик на удивление четко выговаривал трудное слово «роллс-ройс», – у моего папы такая машина есть?

– Нет.

– А у кого она есть?

– У английской королевы.

– Она на ней ездит?

– Да.

– И я буду ездить?

– Естественно. Если я выиграю в лотерею триста миллионов рублей.

– М-м-м, – Костик снова на мгновение задумался, прикинул что-то в уме. – А у тебя есть лотерейные билеты?

– Пока нет.

– А как же ты будешь выигрывать лотерею?

– В лотерею, – поправил Агафонов. – Ну-у… куплю пару, а то и три лотерейных билета со счастливыми номерами и выиграю.

– Может, мы остановимся и ты прямо сейчас купишь лотерейные билеты? – голос у Костика сделался просящим.

– Это мы с тобой, дружище, сделаем вечером, когда будем возвращаться домой. Договорились?

– А вечером будет не поздно?

– Не, не поздно.

– Ведь эти самые… ну… лотерейные ящики на ночь закрываются. Рабочий день кончается, и их замыкают, на ключ.

– Лотерейные ящики работают круглосуточно, – серьезно заявил Агафонов.

– Без перерыва на обед?

– Перерывов на обед у них не бывает. И вообще, Костик, пусть этот вопрос тебя не волнует. Главное дело для тебя – получше пристегнуться ремнем, когда ты сядешь в кабину «роллс-ройса».

Глаза у Костика от проснувшегося азарта сделались веселыми, глубокими, в них запрыгала густая электрическая пороша – словно светлячки какие родились, Костик рассмеялся неожиданно счастливо, звонко, прижался к руке Агафонова, и Агафонов почувствовал, что внутри у него рождается тепло, какая-то щенячья нежность к этому мальчишке и одновременно жалость к самому себе – ведь если бы он женился до ухода в Афганистан на Людочке Ахметовой с улицы Композитора Мясковского, то у него тоже был бы такой же славный пацаненок. А может быть, и два. Но нет, Агафонов не женился, улетел на войну, вернулся оттуда надорванный, с неспокойной душой и пулевой раной на плече, с удивлением обнаружил, что Людочка его не дождалась, вышла замуж за другого, за невзрачного паренька, отгородившегося от Афганистана белым билетом.

Агафонов в тот день здорово напился, а напившись, плакал. Слезы помогли ему, облегчили душу, со слезами из него будто бы вымыло накипь, скопившуюся за два афганских года, еще что-то тяжелое, мешающее дышать, жить. Агафонов выплакался и навсегда вычеркнул из своей жизни не только неверную Людочку, но и всех женщин вообще. Вначале ему было плохо, в голову лезли разные мысли, дырявили черепушку, вызывали боль, а потом полегчало.

Он посмотрел на Костика и прижал его к себе.

Машина подъехала к зеленым, с ярко-красной обводкой воротам детского сада. На территории сада было тихо и пустынно. Они прибыли первыми, в детском саду еще никто не появился. Агафонов скомандовал Костику:

– Станция Березай, кому надо – вылезай!

Костик с сожалением вздохнул и просяще посмотрел на Агафонова:

– Дядя Сережа, а ты мне когда-нибудь про Афганистан расскажешь?

– Когда-нибудь – да, – пообещал Агафонов, открыл дверь, потянулся безмятежно, по-детски незащищенно. Впрочем, что-что, а сторожкости, готовности драться, защищать подопечных он никогда не терял, он всегда был готов встать в каратистскую стойку – ведь в современной бандитской Москве расслабляться никак нельзя, – глянул влево, глянул вправо – утреннее пространство было чистым, ничего плохого не предвещало, – протянул руку Костику.

– Вставай, старик!

– А в Афганистане было интересно? – спросил Костик, берясь за руку Агафонова.

– Не очень, – не стал скрывать правды Агафонов.

– Шпионы там были?

– Были.

– Ну вот, а ты говоришь – не очень.

Сзади вдруг раздалось тихое шипение, будто у велосипеда полетел ниппель или внезапно прохудилось колесо, все произошло стремительно, в считанные миги, Агафонов сгорбился, словно в спину ему всадили пулю, поморщился от неприятной мысли и развернулся – слишком поздно он сообразил, что происходит, – намертво, будто фотоаппаратом, засек лицо парня в шелковых спортивных штанах и кроссовках, державшего на мушке водителя их старого «мерседеса», а также лица двух других налетчиков, коротко остриженных, с одинаковыми физиономиями и одинаково выпяченными крутыми подбородками – ребята походили друг на друга, словно были рождены одной матерью, – стремительно, совершенно бесшумно двигавшихся к нему.

У них была прекрасная тренировка, раз они умели ходить так, будто ноги не касались земли, а опирались на воздух, и еще они имели особые глаза – такие глаза так же надо делать, ставить, как и бесшумную походку, и способность растворяться не только среди людей, но и в «чистом поле», стрелять на шорох и с одной пули снимать человека, и талант готовить вкусный, пальчики оближешь, борщ из топора, не имея на руках ни капусты, ни мяса, ни картошки со свеклой, ни приправ.

Агафонов сразу понял, что справиться с этими людьми ему будет трудно – так трудно, что вряд ли он с ними справится. Что-то кислое, отдающее порохом и одновременно мудреным заморским фруктом киви, сбилось у него во рту, он судорожно, одним махом сглотнул комок, буквально силком протолкнул его в себя, еще раз поморщился, ощутив, что комок прилип к чему-то внутри и вызвал боль, подумал: уж не к сердцу ли прилип? Если к сердцу, то оно сейчас вспухнет резью в висках, в глотке, заколотится оглушающе, но нет, сердце билось ровно, спокойно. Страха не было.

Агафонов резко толкнул Костика в сторону, загоняя его под куст акации, хотя вряд ли сцепившиеся густые ветки куста могли защитить от пули, сам повалился в другую сторону, выдернул из-под куртки револьвер. Прокричал что было силы:

– Костик, беги скорее отсюда! В садик беги!

Удивился тому, что голос его прозвучал слабо, выстрелил в правого налетчика, сбивая его с ног, оглянулся – как там Костик, бежит в садик, под прикрытие стен, или нет? Костик, сжавшись в зайчонка, сидел под кустом и испуганно глядел на Агафонова. Выстрел оглушил его.

– Ну что же ты, Костя-я?! – отчаянно прокричал Агафонов. – Беги, беги-и…

Оглядываясь на Костика, Сергей Агафонов упустил время, какие-то считанные миги, он боялся, что второй налетчик пальнет в мальчишку, а бояться не надо было, надо было стрелять самому, но Агафонов это слишком поздно понял, потерял драгоценные секунды, во второй раз выстрелить он не успел – в него пальнул налетчик, шедший справа. Попал. Пуля отбила Агафонова метра на полтора назад. Железным штырем ему прожгло плечо – то самое, которое было когда-то пробито в Афганистане. Пуля перекрутила его вокруг себя. Падая, Агафонов ударился лицом о камень, разодрал губы, почувствовал на зубах кровь.