Пламя клинка - Денис Чекалов

— Едем, — отрывисто произнес Огнард. — Надо спешить, пока…

Он прервался.

— Я бы не просил тебя о помощи. Сам бы справился. Но я старший воевода; гвардия Малахита вся под моим началом.

— А значит, — подсказал я, — мешаться в дела городской стражи тебе не след.

— Верно говоришь, — кивнул Огнард, — но Руфусу я не верю…

Его глаза сузились — холодные, будто кусочки льда.

— Руфус — наш казначей и над стражей городской главный. А я всегда говорил, нельзя совмещать две должности, не к добру это, да только меня не слушали.

«И ты наверняка обрел злейшего врага», — подумалось мне.

— Но теперь, когда случилось убийство…

Огнард покачал головой.

— Город и так бурлит. По приказу Руфуса удвоили стражу; а тут еще орки, требуют, чтобы им вернули Остров-Среди-Болот…

Он развел руками.

— И ведь правы, черти, но вернуть-то остров теперь нельзя, и воевать мы с ними не можем. Да этот купец, мерзавец, со своей колдуньей-сестрой…

Его передернуло.

— У меня аж мороз по коже, как только ее увижу.

Воевода осекся.

— Э, что-то я тарахчу, будто кикимора на болоте. Просто давно поговорить было не с кем. Ладно, давай садись; день только начинается, успею все рассказать.

Оживший доспех парил над дорогой.

Я забрался в седло. Увы, совсем не так красиво и быстро, как раньше, в те времена, когда хоронил друзей на Черной Реке.

Юность — время возможностей, которое мы потратили не на то. Впрочем, там, у Излучины, я смог остаться в живых, и мы победили.

А большего не стоило и просить.

— Э, да ты, наверное, замерз, — спохватился Огнард. — Эй, Димитрис! Дай-ка чародею свой плащ.

Эти слова были обращены к боярскому сыну.

Тот сразу же нахмурился, и рука его против воли сжалась на краю бархатной накидки.

Парень явно не хотел отдавать ее какому-то незнакомцу.

— Спасибо, не нужно, — возразил я.

Ни к чему раньше времени заводить врагов.

Юноша посмотрел недобро, и я понял, что он уже терпеть не может меня.

— Ну хорошо, — сказал воевода. — Тогда поехали!

Он повысил голос:

— Мы возвращаемся в Малахит.

Огнард махнул ладонью.

Я не мог не заметить, лицо Димитриса темнело с каждой минутой. Юноша сильно нервничал, и двуглавый волк под ним тоже это чувствовал.

— Воевода!

Парень подъехал к нам и, словно случайно, преградил мне дорогу.

— Дозвольте поговорить с глазу на глаз.

Он носил кольчугу из чистого заговоренного серебра, что одним сиянием отгоняет и нежить, и волколаков.

Такую на обычном рынке не купишь, и не каждый гномий кузнец выкует ее на заказ.

Кольца казались круглыми, но, приглядевшись, вы замечали, каждая сработана в форме руны, и вместе они слагались в могучие защитные заклинания.

Я видел не раз, как зомби или скелеты сразу же рассыпались в прах, стоило им коснуться такой брони.

Голову юноши защищал изысканный кабассет, шлем с круглой высокой тульей, и перо сирина покачивалось на ней.

В ножнах — короткий меч, я не видел лезвия, но мог догадаться, что клинок тоже непростой.

— С глазу на глаз?

Огнард тут же насупился.

Хоть слова Димитриса вроде и были вежливы, но звучали они, как приказ боярина своему лакею.

— Ну хорошо.

Лицо воеводы стало каменным и холодным.

Он явно был из тех, кто не заводит любимчиков; но если уж невзлюбил, то больше шанса не даст.

— Слушаю, только быстро.

Я отъехал, не желая мешать им.

У высокой сосны я остановился. Юноша наклонился к Огнарду. Говорил тихо, но в звонком морозном воздухе его слова разносились достаточно далеко, и я мог их слышать.

— Али забыл, что сказал наместник? — злобно шептал Димитрис. — Он велел никого не вмешивать в это дело.

— Ба! — с презрением отвечал воевода. — Речь тогда шла об орках да коротышках-скарбниках; им и впрямь нечего знать, что в Малахите деется. А это, не видишь, что ль? Человек! К тому же герой войны; если кого о помощи попросить, так только его.

— Да почем ты знаешь, что ему можно доверять? — зашипел Димитрис. — Эка! Помахал медалькой железной. Так, может, он ее в столице купил, у инвалида какого; те же за гроши продают и ордена, и ленты имперские, лишь бы на кусок хлеба хватило, сам знаешь, что это так.

Воевода нахмурился еще больше.

Слова Димитриса ему не понравились, но именно потому, что юноша сказал правду.

Огнард вновь провел ладонью по бороде.

Видно, уже раскаялся в приступе откровенности, а значит, мне не придется расследовать убийство в вольном городе Малахит и встревать в разборки между стражниками и гвардией.

Это меня вполне устраивало.

Я и без голема-скакуна могу обойтись, дойду и пешком до города.

Но тут юноша совершил ошибку.

Тот, кто обрел победу, слишком часто ее теряет, пытаясь надавить лишний раз.

Димитрис, видя, что воевода колеблется, решил закрепить успех и тем самым все уничтожил.

— А даже если медаль его настоящая, — тихо прошептал юноша, — что с того? Ну может, служил он на этой Черной Реке, так сколько же лет прошло. Все эти герои войны…

Его губы скривились.

— Мало ли мы их вешали, когда я служил в столице! Сперва удивлялся: как, ветеран, с имперской медалью, и что же? Пошел в разбойники. А вешать их вели…

Рука Димитриса в стальной перчатке сжалась в тяжелый кулак.

— Каждый хотел на грудь себе ордена эти нацепить, чтобы, мол, видели, героя войны казнят! Так нам строго-настрого повелели, с них медали срывать и языки вырывать щипцами, чтоб хулы не кричали с виселки!

Лицо Огнарда от ярости побледнело.

Димитрис, не замечая этого, продолжал:

— Я у них часто спрашивал — почему? Ты ведь стране служил, государю-императору, как потом в разбойниках оказался?

— И что же, Димитрис, они тебе отвечали?

Воевода начал играть желваками.

Я понял, что невольно разбудил их старые раны, которые не заживут никогда, не позволяя этим двоим понять друг друга.

— Один так мне и ответил, не поперхнулся: «Как на Черной Реке мы невинных резали, так и сейчас режем. Ток раньше мы людей мочили именем императора, в обмен на железячки медальные, а вот теперь поумнели и золотишко берем».