Летние девчонки - Мэри Элис Монро

Карсон открыла оконное стекло и впустила океанский бриз, вдохнув его приятный, сладковатый аромат. Почти добралась. Она свернула с Мидл-стрит на узкую улочку, уходящую с прибрежной полосы на заднюю часть острова, проехала католический собор Стелла Марис, пронзающий гордым шпилем сиреневое небо.

Под колесами зашуршал гравий, машина остановилась. Карсон сжала в руке банку «Рэд Булла».

– «Си Бриз», – пробормотала Карсон.

Старый дом стоял среди зеленых дубов и пальм, его окна выходили на место, где залив Коув отделял гавань Чарльстона от Берегового канала. На первый взгляд, «Си Бриз» казался скромным деревянным домом с просторным крыльцом, куда вела длинная, изящная лестница. Изначально у Маммы был дом на сваях, защищенный от больших волн во время штормов. Она добавила к нему пристройку, восстановила гостевой дом и починила гараж. Разношерстная группа деревянных построек не блистала эффектной роскошью, как новые дома Острова Салливана, но ни один из этих домов не мог сравниться с изысканным, самобытным очарованием «Си Бриз».

Карсон выключила фары, закрыла усталые глаза и с облегчением выдохнула. Путь окончен. Она проехала две с половиной тысячи миль и все еще чувствовала их вибрацию в своем теле. Немного посидев с выключенным мотором, она открыла глаза и посмотрела в ветровое стекло на «Си Бриз».

– Дома, – выдохнула она, пробуя слово на вкус. «Какое сильное слово, наполненное смыслом и чувствами», – подумала Карсон, внезапно почувствовав неуверенность. Могла ли она так называть это место лишь по праву рождения? Ведь она всего лишь внучка, и к тому же не слишком внимательная. Хотя, в отличие от других девочек, Мамма была для нее больше чем бабушкой. Она стала единственной матерью в жизни Карсон. Карсон было всего четыре, когда умерла ее родная мама, и отец отвез дочку к бабушке, а сам отправился зализывать раны и искать себя. Четыре года спустя он вернулся, чтобы забрать ее в Калифорнию, но она продолжала приезжать к бабушке каждое лето, пока ей не исполнилось семнадцать. Любовь к Мамме стала для нее светом в окне, единственным светом в сердце посреди темного, пугающего мира.

Теперь, любуясь золотым сиянием «Си Бриз» на фоне темнеющего неба, Карсон испытывала стыд. Она не заслужила теплого приема. За последние восемнадцать лет она была здесь всего несколько раз – двое похорон, свадьба и несколько праздников. Предлоги для отказа находились слишком часто. У Карсон запылали щеки, когда она поняла, как эгоистично с ее стороны было думать, будто Мамма будет ждать ее вечно. Она с трудом сглотнула, осознав правду – скорее всего, она не приехала бы и на этот раз, если бы не была настолько разбита и ей было бы куда идти.

У Карсон перехватило дыхание, когда открылась входная дверь и на крыльцо вышла женщина. Она стояла в золотых лучах, стройная и величественная. В вечернем свете легкие седые волосы образовывали вокруг головы нимб.

Карсон вышла из машины, ее глаза наполнились слезами.

Мамма замахала рукой.

Пока Карсон тащила по гравию чемодан, она почувствовала силу связи. Синие глаза Маммы лучились теплотой. Карсон отбросила чемодан и взбежала по ступенькам к распахнувшей объятия Мамме. Она прижалась щекой к ее щеке, вдохнула аромат ее духов и снова почувствовала себя четырехлетней девочкой, потерявшей мать и напуганной, крепко сжимающей талию Маммы.

– Что ж, – проговорила Мамма. – Вот ты и дома. Почему тебя так долго не было?

Мариетта Мьюр ненавидела дни рождения. Через несколько дней ей исполняется восемьдесят. Она содрогнулась.

Она стояла на веранде своего пляжного дома с видом на Атлантический океан – сегодня утром он был безмятежен и дружески ласкал берег. Сколько лет она провела в объятиях этого водного гиганта? И так и не насладилась этим.

Пальцы Мариетты забарабанили по перилам веранды. Какой смысл переживать насчет дня рождения? В конце концов, она собственными руками подписала приглашения и пригласила внучек на Остров Салливана. Но разве у нее был выбор, разве могла она не сделать событие из восьмидесятого дня рождения? Сколько раз за все эти годы приглашала она внучек в свой дом, и сколько раз они с извинениями отказывались? Мариетта вспомнила письма, написанные настолько разными почерками и стилями, насколько разными были сами девочки, но наполненные одинаковыми извинениями: «Ой, Мамма! Прости, пожалуйста! Мне бы так хотелось приехать, но…» Восклицательные знаки в конце извинений делали их еще фальшивее. Как можно заставить трех упрямых молодых женщин проехать через всю страну?

В юности они любили приезжать в «Си Бриз». Но когда юность закончилась, слишком увлеклись своими взрослыми жизнями. Дора вышла замуж, и ее довольно быстро поглотили заботы о сыне и муже. Амбиции Карсон гоняли ее с камерой по всему свету. А Харпер… Кто знает? Она ускользнула под крыло к матери, не отвечала на письма, высылала сухие благодарности в ответ на подарки, никогда не звонила. С тех пор как девочки повзрослели, они стали редко приезжать к бабушке.

Кончики пальцев Мариетты стучали по перилам веранды. Ну, на этот раз они хотя бы приедут, даже если их соблазнил тонкий намек на добычу. Маленькие пираты… Хорошо известно, что прародитель линии знаменитых морских капитанов в богатой и славной истории семейства Мьюр был на самом деле пиратом. Об этом никогда не упоминали в обществе, но было вполне очевидно – богатство семейства стало результатом пиратской деятельности.

Мариетта обеспокоенно поджала тонкие губы. Ведь в письме она не упомянула об открытии семейных секретов и их отце. За свою долгую жизнь она поняла, что эти темные и устаревшие факты всегда находят способ просочиться и испортить чью-нибудь жизнь. Пора выпустить их наружу, пока есть время.

Время – вот основная проблема и причина ее приглашения. Она пригласила внучек отпраздновать свой день рождения и очень надеялась, что они согласятся остаться на все лето. «Им просто придется, – с тревогой подумала она. Потом сложила ладони вместе. – Господь, пожалуйста, пусть они согласятся остаться на одно, последнее лето».

Мариетта посмотрела на свои руки, украшенные кольцом с большим бриллиантом. О, разрушительное время. Когда-то ее руки были гладкими и изящными, а не морщинистыми, как сейчас. Ей было больно смотреть на сморщенную кожу, темные пятна, длинные пальцы, обхватывающие перила, словно когти старой вороны. Как же унизительно быть старой!

Но Мариетта совсем не считала себя старой – уж точно не на свои восемьдесят. Это намного больше, чем она когда-либо мечтала прожить. Больше, чем прожили ее мама и папа и многие ее друзья. Или ее возлюбленный муж Эдвард, который умер десять лет назад. И даже ее дорогой сын Паркер. Когда он умер, она подумала, что умрет в тот же миг. Родители не должны переживать своих детей. Но она пережила, и довольно надолго. А в своей голове она не была молодой или старой Мариеттой. Она была просто Мариеттой.

Но боли и спазмы ощущались вполне реально, как и слабеющее зрение, и неспособность запоминать имена. Мариетта бросила прощальный быстрый взгляд. С высокой веранды ее дома «Си Бриз» виднелась первая линия домов и густые прибрежные заросли на пляже. Когда Мариетта была юной невестой и впервые приехала в «Си Бриз», между их домом и океаном не было других зданий. Теперь на узком пространстве перед пляжем теснилось еще два ряда домов. Но с веранды был по-прежнему виден мерцающий океан. В лазурных водах отражалось безоблачное небо, и белые волны неторопливо катились на берег и опускались на песок, загадочные и древние, словно само время.