Пока не пробил час - Ирина Глебова

Фрол Багреев гомерически захохотал:

– Да уж вы, Владимир Васильевич, не прибедняйтесь! Зачем вам посредник? Видел я, как ловко вы подъезжаете к «веселой вдове», а она прямо млеет, слушая вас. Может, вы и есть тот самый загадочный любовник?

– Какой любовник?

Макаров растерянно переводил взгляд с Багреева на судью.

– О чем речь? – подошел, пыхтя сигарой, фабрикант Матвеев.

– Да вот, – Багреев все не мог унять своего веселья. – Наш исправник впервые слышит, что у госпожи Савичевой есть любовник.

– Ну-у, это ведь только предположение, – философски заметил Матвеев.

– Да об этом все говорят! – настаивал Фрол. – Вот только неизвестно, кто он, этот счастливчик.

Исправник с облегчением махнул рукой:

– Слухи, только лишь слухи!

– Однако не безосновательные, – поднял вверх палец Матвеев. – Молодая, красивая женщина, грустила после смерти мужа, и вдруг вмиг ожила, расцвела, еле дождалась окончания траура…

– Это верно, – согласился судья. – Я тоже заметил. И потом – она перебралась в свой дом на окраине, почти загородный. Такое уединенное место, удобное для свиданий.

– Не знаю, не знаю, – постарался защитить подругу жены Макаров. – Она уверяет, что любит природу, уединение…

– Уединение вдвоем, – опять хохотнул Багреев. – Есть ведь в центре города чудесный особняк. Нет, там ей неудобно, уединения не хватает!

– Да ладно тебе, Фрол, – поморщился Матвеев. – Любовь Лаврентьевна женщина свободная, вольная в своем сердце и выборе. А если кто и завелся у нее – немудрено, первая красавица в городе!

– Уж не положил ли ты на нее глаз?

– Положил, признаюсь. Даже думаю: не посвататься ли?

Макаров покачал головой:

– Знала бы Любовь Лаврентьевна, как мы ее тут обсуждаем! И какие женихи у нее намечаются…

– Все городские невесты будут в трауре! – подхватил Багреев.

Фабрикант Матвеев и в самом деле считался одним из самых завидных женихов. Еще молод – слегка за сорок, холостяк, приятной внешности, образован. И – миллионщик!

Матвеев изящным движением руки остановил пробегающего мимо лакея с подносом, взял бокал, отхлебнул.

– Не буду терять времени, – сказал игриво. – Пойду приглашу «веселую вдову» на танец.

Он и правда пошел к дому, и тут Макаров наконец-то увидел Надю Кондратьеву. Она вышла из павильона, болтая с тремя молодыми людьми. Анатолий Викторович ревниво окинул взглядом окружение двоюродной племянницы.

«Сын предводителя дворянства, – отметил он, – и сын президента Крестьянского банка… Это еще куда ни шло. А этот – юный статистик, – и он туда же!»

В земскую управу недавно был назначен статистиком молодой инженер из Харькова. Простой служащий, а увивается около самой богатой невесты в городе. И ведь закружит девчонке голову своими стишками… Статистик и правда писал лирические стихи и публиковал их в городской газете. Макаров видел, что он не сводит глаз с Наденьки. Впрочем, это можно понять: трудно не влюбиться в такую девушку!

Надя посмотрела в сторону мужчин, подпрыгнула и замахала обеими руками:

– Дядя Анатолий!

Не раздумывая, бросила своих спутников и легко помчалась к нему. «Невесомая, как бабочка, – успел подумать Макаров. – Почти не касается земли…»

Девушка подбежала и обхватила руками его шею.

– Здравствуй, милая! – он тоже обнял ее, поцеловал в щечку. – Рад тебя видеть.

– Пойдемте танцевать, дядя! Вы ведь танцуете лучше всех, а меня все никак не приглашаете!

– Да я тебя и не видел даже. – Макаров кивнул собеседникам. – Простите, уводят!..

– Наденька! – Матвеев шутливо протянул к ней руки. – Возьмите меня!

– Нет, нет! – Девушка весело помахала кудрявой головкой. – Только моего любимого дядюшку!

Играли легкую полечку, и Макаров с Надей быстро вошли в круг и закружились, то расходясь, то вновь сходясь. Обхватывая девушку за талию при быстрых пробежках, мимолетно касаясь то бедра, то плеча при поворотах, Анатолий ощущал, как разливается в крови жар и быстрее начинает биться сердце. Наденька была невысокой и хрупкой, но все же не такой миниатюрной, как мать. Ладонь Макарова помнила крутой изгиб ее упругого бедра и горела от этого воспоминания. Глаза не могли наглядеться на изящные повороты ее шейки, на пушистые локоны, обрамляющие девичьи щеки и ничуть не скрывающие маленькие ушки. Странно и печально было осознавать, что для этой девятнадцатилетней девушки он, тридцатипятилетний, – не мужчина, а просто «дядя»…

Танцуя с Надей, Анатолий Викторович ловил на себе взгляды то Веры, то Любови Савичевой. Они тоже танцевали – каждая со своим кавалером. И, встречаясь глазами то с женой, то с подругой, он улыбался им.

Кончилась полечка, и Надю тут же вновь окружили молодые люди.

Разъезжались уже за полночь. Макаровы садились в свой экипаж, Вера озабоченно спросила:

– Кто же провожает Любу?

– Не беспокойся, претендентов предостаточно, – ответил Анатолий, кивая.

И верно: около открытой коляски Савичевой стояло несколько мужчин. Вера озабоченно покачала головой:

– Все-таки напрасно Люба решила жить в дачном доме, а не в городском. Мне было бы страшно.

– Она отважная женщина.

Макаров сел рядом с женой, бросил кучеру:

– Трогай!

У экипажа Любови Лаврентьевны мировой судья и Матвеев напрашивались ей в провожатые.

– Выбирайте, Кармен! – патетически воскликнул судья.

– Кто же из нас Хозе, а кто – Эскамильо? – томно протянул Матвеев.

Грациозная и очень женственная, Любовь Лаврентьевна и в самом деле напоминала опереточную испанку: смуглая кожа, влажные сливовые глаза, белозубая улыбка и копна темных вьющихся волос, уложенных в небрежно-изысканную прическу. Она засмеялась дразнящим, волнующим смехом.

– Владимир Васильевич, Аркадий Петрович, вы оба мне так симпатичны! Не могу выбрать! Провожайте меня оба!

Подхватила мужчин под руки, села в свой экипаж между ними. И в сторону городской окраины двинулся целый кортеж: Савичева с кавалерами, и следом – экипажи судьи и Матвеева.

Юлик проснулся от того, что солнце било ему прямо в глаза. Он лежал на боку, поджав колени к груди. Не потому, что замерз – нет, было тепло, – а просто привык так спать с самого детства. Открыл глаза и тут же зажмурился. Ему показалось, что уже середина дня, и он, еще не понимая, откуда этот панический страх, вскочил на ноги. Беседка, мягкий диванчик… Да, он вспомнил: бегство, собачья травля… Слава богу, он один, никто не нашел его, не наткнулся случайно. И, похоже, ночное происшествие благополучно завершилось. Никто никогда не узнает, что именно за ним гнались от имения князей Голицыных. Он ведь и убегал не столько из-за боязни ответственности, сколько от позора. Еще бы: отпрыск старинного рода, и – вор! Но молодой человек тут же признался себе, что самый обычный животный страх тоже гнал его – как зайца на охоте.