Ночью 16 января - Айн Рэнд

Кинофильм, снятый по этой пьесе, — другая кошмарная история. Я не имею никакого отношения к этому фильму. В нем нет ничего моего, если не считать имен героев (некоторых) и названия (которое, правда, тоже не мое). Единственная фраза из одного диалога пьесы, которая попала в фильм: «Суд переносится на завтра, на десять часов утра». Дешевая, позорная вульгарность этого фильма такова, что мне больше нечего сказать по этому поводу.

Все эти годы, пока пьеса становилась все более известной, во мне росло неприятное чувство: мне не хотелось, чтобы мое имя было связано с ней или чтобы меня считали ее автором. В то время мне казалось, что мне просто не повезло с продюсерами и другими людьми, с которыми мне приходилось иметь дело. Теперь я знаю больше: я знаю, что иначе и быть не могло, учитывая природу моей работы и тенденции современной культуры. Но больше я не позволю никому даже заикнуться о том, чтобы внести какие-либо изменения в мой текст, — этот жестокий урок я хорошо усвоила.

В течение двадцати пяти лет я ни разу не посмотрела на рукопись этой пьесы и содрогалась каждый раз, когда о ней слышала. Затем, в 1960 году, Натаниэл Брэндон по просьбе студентов попросил у меня разрешения прочесть пьесу в Институте Натаниэла Брэндона. Я не могла позволить ему прочесть вариант Э. Х. Вудза, так что мне пришлось подготовить свою окончательную версию этой пьесы. Я сравнила свой первоначальный сценарий «Легенда пентхауса», сценарий «Женщины под судом» (это был тот же текст, но с некоторыми купюрами, внесенными мною же) и сценарий пьесы. Результат поверг меня в изумление; он стал окончательным, последним вариантом; мне пришлось вырезать все правки Вудза, за исключением одной строчки и названия. Естественно, я выкинула сообщницу, пистолет и всю прочую дребедень; но я не ожидала; что даже незначительные реплики и малейшие изменения, внесенные Вудзом, окажутся настолько неприятными и потребуют моего вмешательства.

Я испытывала странную грусть, умом я возвращалась к спором, которые мы с Вудзом вели во время работы над постановкой. Мы сидели в первом ряду пустого зрительного зала, и он с возмущением восклицал: «Как вы можете быть такой упрямой? Как вы можете со мной спорить? Это ваша первая пьеса, а я работаю в театре сорок лет!» Я объясняла ему, что дело не в людях, возрасте или опыте, что важно не кто это сказал, а что сказали, и что соглашусь с его курьером, если курьер будет прав. Вудз не отвечал; я понимала, что он меня даже не слышит.

Последняя окончательная версия пьесы по тексту ближе всего к «Женщине под судом». Я не внесла изменений в сюжет и не изменила основу пьесы; изменения были в основном по тексту. Эта окончательная версия и напечатана здесь, в этой книге.

Мне приятно видеть ее изданной. Я до сих пор отношусь к ней как к незаконнорожденному ребенку, который скитается по свету. Теперь, с этой публикацией, он официально станет моим.

И хотя эту пьесу играют по всему миру, я считаю, что она ни разу не была поставлена на сцене.

Айн Рэнд Нью-Йорк, июнь 1968

Эта пьеса — судебное разбирательство по поводу убийства с заранее неизвестным финалом. Присяжные должны быть выбраны из зрителей. Они как настоящие судьи должны просмотреть пьесу и вынести приговор после последнего акта. У пьесы есть две короткие финальные сцены — следует исполнить одну из них, в зависимости от приговора.

Пьеса построена таким образом, что вина или невиновность обвиняемой не становится очевидной, так что решение зависит от личных ценностей и характера членов суда. Две противоборствующие стороны, встретившиеся в суде, настолько же противоположны друг другу, как и люди, собравшиеся в любом зрительном зале, — кто-то из них примет сторону жены, а кто-то — любовницы. Любое решение вызовет протест у противоположной стороны; это должно вызвать споры и обсуждения, потому что конфликт сторон в данном случае — это основной конфликт двух частей, на которые поделено человечество. Таким образом, приговор здесь выносят зрители. И говоря словами прокурора: «Кто здесь подсудимый? Карэн Эндр? Нет! Это вы, дамы и господа, под судом, вы, кто сидит сейчас в суде. Это на ваши души будет пролит свет, когда решение будет оглашено!»

Присяжные должны сидеть на сцене, как в настоящем суде. Таким образом, публика получает впечатление присутствия на настоящем судебном процессе. Мы подогреваем интерес зрителей, оставляя приговор на их усмотрение, и вдобавок ни один зритель, ни на одном из спектаклей по этой пьесе не может с уверенностью предугадать исход дела.

В 1972 году для постановки пьесы под названием «Легенда пентхауса» Айн Рэнд внесла в текст несколько дюжин незначительных редакторских правок, в основном стилистических. Как теперь стало понятно, мисс Рэнд считала текст с этими правками окончательным вариантом. По этой причине, начиная с этого издания, и во всех последующих пьеса будет представлена только в этом варианте.

Леонард Пейкофф.

Май 1985

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Судья Хиф

Окружной прокурор Флинт

Адвокат защиты Стивенс

Карен Эндр

Доктор Кирклэнд

Джон Хачинс

Гомер фон Флит

Элмер Суини

Магда Свенсон

Нэнси Ли Фолкнер

Джон Грэм Уитфилд

Джеймс Чендлер

Сигард Джанквист

Гатс Риган

Присяжные заседатели

Служащие в суде

Место действия: зал суда в Нью-Йорке Время действия: настоящее

Сцена представляет зал суда в Нью-Йорке. Он расположен к зрительному залу так, что зрители располагаются, как если бы присутствовали на настоящем судебном разбирательстве. В центре у задней стены на возвышении кафедра судьи, сзади нее дверь во внутреннее помещение; слева от кафедры судьи место для дающего показания (он должен находиться лицом к залу), за ним дверь в комнату присяжных. Перед кафедрой судьи место докладчика; справа стол секретаря. Сзади дверь, через которую в зал суда входят свидетели. Ближе к зрителям справа стол подсудимого и адвоката; слева — стол государственного обвинителя. Слева у стены места для двенадцати присяжных. Ближе к зрителям на той же стене дверь, через которую в зал входят присутствующие на суде. Справа (у противоположной стены) для них несколько стульев. Слева и справа от сцены ступеньки вниз. Когда поднимается занавес, все готово к заседанию, но судья еще не явился. Стороны защиты и обвинения готовы и сидят на своих местах.

Государственный обвинитель Флинт — грузный мужчина средних лет, он производит приятное впечатление уважаемого отца семейства и в то же время в его поведении проявляется сообразительность и предприимчивость ростовщика. Адвокат защиты Стивенс — высокий, седой мужчина, одет с лоском и держится с неискренней обходительностью светского человека. Он наблюдает за своей подзащитной, которая не обращает на него ни малейшего внимания, сидя за столом защиты. Спокойно, почти надменно рассматривает публику. Этой обвиняемой, Карен Эндр, двадцать восемь лет. На первый взгляд кажется, что подчинить ее себе мог бы скорее дрессировщик хищников, чем прокурор. Но при этом в выражении ее лица нет ни бунтарства, ни каких-то других чувств; оно непоколебимо спокойно; но все же напряжение, первобытный огонь, дикарская сила чувствуются в вызывающей неподвижности ее стройного тела, гордой посадке головы, копне взъерошенных волос. Ее одежда бросается в глаза строгой простотой; очень роскошной простотой, как можно заметить, но не элегантностью женщины, которая много думает об одежде, или той, что знает, что будет смотреться привлекательно в любых тряпках, и неосознанно пользуется этим.