Бенефис - Бернард Маламуд

Они побрели медленней, переждали поток машин, опять перешли Риверсайд-Драйв и зашли в кафе. Пол заказал сэндвич и бутылку пива, Джордж тоже. Поговорили о войне; потом Джордж заказал еще две бутылки — для себя и для Пола, и тут разговор перешел на людей. Джордж рассказал про молодого человека, который умирал в аптеке. Он чувствовал странное счастье, видя, как подействовал на Пола его рассказ.

Кто-то вставил монету в фонограф, и он заиграл танго. Танго еще прибавило радости Джорджу, он сидел и думал о том, как свободно он говорил.

Пол притих. Выпил еще пива, потом завел речь о Флоренс. Джорджу стало неловко и даже чуточку страшно. Он боялся, что вот сейчас Пол скажет что-то, чего он не хочет знать, и прости-прощай все его удовольствие.

— Флоренс красивая, у нее такие рыжие волосы, — сказал Пол, будто говорил сам с собой.

Джордж ничего не сказал.

— Мистер Фишер, — сказал Пол, опуская стакан и подняв глаза. — Я хочу, чтобы вы кое-что знали.

— Я?

— Мистер Фишер, — Пол говорил теперь очень серьезно. — Флоренс меня любит. Она сама мне сказала. Я тоже хочу ее любить, я так одинок, но — сам не знаю — не могу. Я не могу ее понять. Она не такая, как вы. Вот мы идем с ней по Драйву, и я ее не понимаю. И тогда она говорит, что я кислый, и хочет пойти в кино.

Джордж чувствовал, как колотится у него сердце. Он слушал чужие тайны, да, но какие же это тайны, он сам всю жизнь это знал. Он хотел говорить — сказать Полу, что он такой же, как он. Рассказать, как одинок он был всю свою жизнь, как он ночами лежит без сна и думает, думает, пока серое утро не глянет в комнату. Но ничего он этого не сказал.

— Я вас понимаю, Пол, — сказал он.

Они шли домой под дождем, который лил теперь как из ведра.

* * *

Когда Джордж пришел домой, Бити и Флоренс обе уже легли. Он снял галоши, мокрую шляпу и плащ повесил в ванной. Сунул ноги в шлепанцы, но раздеваться не стал, спать не хотелось. Его распирали чувства.

Джордж подошел к радио, нашел какой-то джаз. Зажег сигару, выключил свет. Постоял в темноте немного, слушая тихую музыку. Потом подошел к окну, отдернул шторы.

На всё, на всё лил весенний дождь. На темную массу берега в Джерси. На текучую реку. Напротив через улицу дождь барабанил по листьям высоких кленов, мокрым в фонарном свете и качающимся на ветру. Ветер стегал дождем по окну, и Джордж чувствовал у себя на щеках слезы.

Душа его просила слов. Хотелось говорить. Сказать то, чего никогда не выговаривал прежде. Сказать им, что вот он нашел себя и больше уже не вернется в пустыню молчания. Опять он всех понимал, опять всех любил. Он любил Пола, любил Флоренс, и того молодого человека он любил, который умер в аптеке.

Надо ей сказать, он подумал. Он открыл дверь ее комнаты. Флоренс спала, он слышал сонное дыхание.

— Флоренс, — тихонько позвал он. — Флоренс.

Она сразу проснулась.

— Что такое? — шепнула она.

Слова хлынули к губам Джорджа.

— Пол, Пол приходил.

Она приподнялась на локте, длинные волосы падали на плечо.

— Пол? И что он говорил?

Джордж хотел ей сказать, но слова вдруг застыли. Нет, не мог он ей сказать, что говорил Пол. Горькая жалость к Флоренс его ужалила.

— Ничего он не говорил, — бормотнул Джордж. — Мы гуляли. Пошли пройтись.

Флоренс вздохнула, снова легла. Ветер стучался в окна весенним дождем, и они слушали шелест, с которым он падал на улицу.

1942

Они сидели на кухне за магазином, и Розен, комиссионер от фирмы «G-S», мусолил остаток сигары углом рта и читал по списку, отпечатанному на мимеографе и скрепкой прижатому к первой странице большой красной книги заказов. Ида Каплан, задрав кругленький подбородок, внимательно слушала, как Розен перечислял товары и цены. Она недовольно поглядывала на мужа, по глазам его видя, что он не слушает.

— Сэм, — прикрикнула она на него, — слушай, пожалуйста, что Розен читает.

— Я слушаю, — сказал рассеянно Сэм. Он был тучный, с толстыми покатыми плечами и седеющими волосами, которые казались еще более седыми под голой яркой лампочкой. Свет резал ему глаза, они были красные и непрестанно слезились. Он устал и зевал без конца.

Розен на минуту умолк и насмешливо глянул на бакалейщика. Потом он поудобней устроил свое вальяжное тело на табурете и стал механически бубнить дальше по списку: «Варенье виноградное, 1,80 дюжина, желе виноградное, 1,60 дюжина; горчица, 2,76 ящик; грейпфрутовый сок, баночный, № 2, доллар дюжина…»

Розен вдруг осекся, вынул сигару изо рта и сказал:

— Ну так как же, Сэм, мы что-то будем заказывать?

— Читайте, — сказал Сэм, слегка встрепенувшись. — Я вас слушаю.

— Да, ты слушаешь, да, — сказала Ида, — только ты не думаешь ни о чем.

Розен зажал зубами слюнявый сигарный окурок и продолжал: сельдь копченая, 2,40 дюжина; порошковое желе, 65 центов дюжина; сладкий сырок, доллар дюжина.

Сэм на минуту заставил себя слушать. Потом снова отвлекся. Какой во всем этом смысл? Полки голые, да и товары магазину нужны, но кто будет платить за заказ? С тех пор как они открыли тут этот свой супермаркет, бакалея и половины не дает прежнего дохода. Сто шестьдесят долларов в неделю — это же только рента, газ, электричество, ну и еще кой-какие расходы. Чувство тупой беды глодало ему сердце. Восемнадцать часов в день, с шести утра и до двенадцати ночи сидеть в закутке за магазином и ждать, что вот покупатель пожалует за бутылочкой молока, за батончиком хлеба и, может быть — вот именно, что может быть, — за коробкой сардин. Девятнадцать лет во всем себе отказывать — и ради чего? Девятнадцать лет стоять на ногах, на них уже вздулись жесткие, синие жилы, и каждый шаг — это пытка. Ради чего? Ради чего, Бог ты мой? Чувство беды глодало Сэму желудок. Он вздрогнул. Его тошнило.

— Сэм, — крикнула Ида, — слушай же ты, я тебя умоляю!

— Я слушаю, — сказал Сэм громко и зло.

Розен удивленно поднял глаза.

— Я прочитал весь список, — объявил он.

— Я слышал, — сказал Сэм.

— Ну так и что же ты будешь заказывать? — спросила Ида.

— Ничего.

— Ничего! — взвизгнула она.

Розен с отвращением захлопнул свою книгу. Надел шерстяной шарф, начал застегивать пальто.

— Джек Розен, рискуя своим здоровьем, выходит в снежную ветреную февральскую ночь, и даже на вшивый коробок спичек он не получает заказа. Хорошенькая история, — сказал он язвительно.

— Сэм, нам нужен товар, — сказала Ида.

— Да, и чем мы будем платить — зубочистками?