Додо - Сильви Гранотье

К счастью, вполне реальный пахучий пук перебил мое символическое зловоние и возвестил, что Салли проснулась.

– Девочки, мы воняем, – заявила я для начала. – Немного гигиены нам не помешает.

И указала на маленький гидрант по соседству.

– Говори за себя, – проворчала Салли и выдала второй пук круче первого.

Сказать по правде? Мы и должны благоухать, это нормально, но последнее время я не могла больше себя выносить. Все же здесь, на свежем воздухе, эта смесь чего-то прогорклого, старой засохшей крови, затхлости картошки в мокром земляном погребе, не говоря уже о дыхании Салли, которая трескает луковицы, подобранные на рынках, под предлогом того, что это полезно для волос, – короче, весь привычный букет ароматов нынешним утром действовал на меня отупляюще. А может, я просто тянула время, уж больно не хотелось осознавать то, что мой мозг вопреки моей же воле отказывался признавать простым совпадением.

– У нас смена состава, и правила для всех одни. Иначе каждый за себя…

Угроза была не пустой. Для Квази жестокость красавчика Жеже, которая родилась из оголтелой ненависти к самому себе и к каждому, кто мог бы любить его, была на протяжении лет угрозой особо мучительной смерти. Что до Салли, то пока я не заставила ее подняться, тучность держала ее в исключительно горизонтальном положении и отдавала на милость любой швали. Обо мне и говорить нечего, свою смертельную анорексию я могла побороть только ради ответственности за кого-то, кто слабее меня. Мы были нужны друг другу. И эта нужда заставляла меня поддерживать относительную дисциплину, необходимую для нашего выживания.

Упираясь пятками, мы с Квази водрузили Салли на ноги, и она обреченно двинулась совсем уж крохотными шажками к роковому насосу, который я качала. Деликатно смочила лоб, мочки ушей и затылок, будто душилась дорогим парфюмом, и взвизгнула, увидев кусочек марсельского мыла в моей безжалостной руке. Но стаскивать свои фланелевые подштанники она отказалась наотрез, а у меня не хватило мужества окунуться в ядовитые испарения у нее под юбкой. Так и не прозревшую Квази мне пришлось вести за руку, и той ничего не оставалось, как подставить под струю заскорузлое лицо. Она забрызгала всю куртку, зато правый глаз приоткрылся и мог еще послужить.

Я показала пример последней, что не имело никакого смысла – по жизни со мной всегда так, – и попыталась отскрести все доступные участки тела, до которых удалось добраться под форменной сбруей.

Достав серебряный стаканчик от первого причастия – последний осколок моего блестящего происхождения, – я заставила спутниц жизни выпить свежей воды.

Салли аккуратно сплюнула последний глоток, который явно переполнил чашу, и заявила, что сейчас сблюет.

– Да тебе блевать нечем, – заметила я и сообразила, что пора искать шамовку.

Но мы так и остались сидеть, развалившись на нашей скамейке, подставив лица бледным лучам зимнего солнца.

– Пластиковой бутылкой так не изрежешь, скажи, До? Ведь та девчонка из Трюдо огребла по полной. Она сразу, наверно, умерла, как думаешь, До? А коли нет, ей где было больнее, как по-твоему? Лицо, да? Ведь жирок, он защищает, и то плюс. А ты помнишь, какая она была тощая?

Своей суетой на благо коллектива я почти добилась внутренней передышки, но тут Салли залепила мне прямо под дых. Да, я помню, какой она была тощей, и слабой, и бледной. Испуганные глаза, всегда косящие куда-то вбок, и красные руки, вцепившиеся в спальник от страха, что его отберут, как и все остальное, – вот и все, что я о ней знала. А еще предстоит ввести Квази в курс дела.

– Кончай бредить, какой-то тип убил девчонку. Это их дела. Не наши, – сказала Квази, с жутким металлическим грохотом вытаскивая из-под скамейки свой пакет в синюю клетку – из «Тати». Она подбирает все кастрюли, которые ей попадаются: всегда может пригодиться. Когда жизнь тяжела, каждый ищет себе радости, где может. Она извлекла из пакета нарезанный хлеб для тостов, едва тронутый плесенью, начатую упаковку ветчины, упаковку семги и джем. Квази специализировалась на отбросах большого супермаркета у ворот Клиньянкур. Салли последовала ее примеру и достала из кармана одной из своих бесчисленных юбок пригоршню кусочков сахара в обертках, которые собирала со столиков в бистро, где их оставляли фанаты здорового тела.

Я не вмешивалась. Не глядя, взяла бутерброд, приготовленный мне Квази, и проговорила с полным ртом:

– Все ж это случилось у меня. И он назвал мое имя.

– Он повторил твое имя. Большая разница. И потом, почему у тебя, а не у Салли?

– Фигня. «У Додо», так все говорят.

– С какой стати убивать такую нищую бомжиху, как ты, хочу я тебя спросить? – спросила Квази.

– Представь себе, кое у кого есть все причины меня убить.

– Но ты-то жива.

– Фредди подумал, что это была я.

– Но это была не ты.

– Ну и что, а могла быть я.

– У Додо бобо, зудит наша Додо, иди бай-бай, Додо, отстань со своим бобо, – пропела Салли, грызя сахар остатками зубов.

И тут я взорвалась. Есть же предел несправедливости!

– Всем начхать на то, что я говорю. Рехнуться можно: проще самой угробиться, чем вдолбить вам, что я угробила его. Чем вам не причина, а?

Квази рассудительно заметила:

– Ну как он может тебя убить, если ты его убила, тем более что убил он не тебя.

Финал пикника прошел в молчании.

Подводя черту, я сухо объявила:

– Спускаемся к Аббесс. Не грехи поработать немного.

– Ты хоть знаешь, который час? – заныла Квази.

Поскольку часов ни у кого не было, вопрос остался без ответа.

– Я только хотела сказать, что и переварить надо. И потом, я совсем разбита.

Новое молчание как знак победы, потому что никто не двинулся с места. Я все-таки из принципа засопела. И время потянулось, замедленное бездельем и тишиной.

– Дай-ка глаз, – внезапно сказала Салли, вытирая полой юбки желтую сукровицу, снова выступившую в уголке глаза Квази.

– Не то чтоб я дохла со скуки, но так и закиснуть недолго, – пробормотала Квази в виде благодарности.

– А ты навести Жеже, пусть он тебя вздует – хоть какое занятие, – шутливо предложила я.

– Не говнись, До. Мне тут такая идея стукнула, просто супер, она б и тебе в кайф пошла, До.

– Ну…

– Устроим забастовку.

– Ага… Прости, что?

– Чего б тебе не рассказать нам, как ты убила того типа?

После ухода Фредди я бродила кругами по лесу воспоминаний, ни на йоту не продвигаясь к пониманию того, что же происходит сейчас: слишком поглощенная расчесыванием старых болячек, я не решалась взрезать по живому те давние времена, когда мне казалось, что достаточно двигаться вперед, чтобы горизонт отступил.