Оскар за убойную роль - Анна и Сергей Литвиновы

– А, я не выставляла, – беспечно откликнулась Татьяна.

Босс скорчил недовольную гримасу.

Таня распахнула дверцу сейфа – и остолбенела.

Сейф был пуст.

Строжайше секретный документ исчез.

* * *

Спустя час Татьяна снова рулила на своей «Тойоте». Теперь она ехала по проспекту Мира на окраину. Таня направлялась к отчиму.

Она была неисправимой оптимисткой и почти не сомневалась: все будет хорошо. Сейчас она приедет к Валерию Петровичу и все ему расскажет. А потом даст «вводные»: кто имел доступ к сейфу, как зовут подозреваемых. И тогда отчим посидит в кресле, полуприкрыв глаза, пошевелит губами в стиле Ниро Вульфа – и выдаст решение. Подумаешь, проблема: какая-то бумажка из сейфа исчезла!

…Хотя Андрей Федорович, узнав об исчезновении документа, взбесился дико. Переменился в лице, стал нервно крутить аристократически тонкие пальцы. Все повторял: «Катастрофа. Иначе не скажешь». А Татьяна пыталась его утешать, говорила, что «все образуется». Лично она и правда никакой катастрофы пока не видела. Ей вообще казалось, что пропажа «объективки» на Брячихина – просто чья-то шутка, довольно неуместная. Она даже предложила собрать ее креативный отдел, объявить всем о пропаже и попросить «шутника» вернуть документ на место.

– Нельзя этого делать!!! – завопил в ответ на ее предложение Андрей Федорович.

– А что же, по-твоему, можно? – ледяным тоном процедила Татьяна, которая не терпела, когда на нее кто-либо повышал голос.

Теплицын стал вслух перечислять варианты, и получалось, что нельзя ничего. В милицию обращаться, ввиду полной конфиденциальности документа, – нельзя. К бандитской «крыше» – тем более. И даже к частным детективам, по тем же причинам, – совсем нежелательно. Тогда Таня сказала:

– У меня есть человек, который может нам помочь.

– Кто? – скептически откликнулся Теплицын.

– Мой отчим.

– Его зовут Шерлок Холмс? – по-прежнему не скрывал своей иронии Андрей Федорович.

– Нет, Ниро Вульф.

Брови Теплицына удивленно поползли вверх.

– То есть?

– Мой отчим – Валерий Петрович Ходасевич.

– Кто он такой?

– Полковник ФСБ. Аналитик, бывший разведчик-нелегал. И абсолютно надежный человек.

– Н-да? Насчет разведчика и полковника – охотно верю. Но… Ты можешь гарантировать, что он – абсолютно надежный?

– А я у него – любимая падчерица. Как дочка, только ближе. Он все для меня сделает.

Скрепя сердце Теплицын согласился. А что ему еще оставалось делать – своих-то предложений не было… И тогда Татьяна объявила в отделе, что уезжает по срочной служебной надобности, поручила Мишке Колпину и Артему Пастухову самим провести презентацию проекта, а Наташке – переадресовывать все важные звонки на мобильник. Подчиненные не могли скрыть своего удивления поведением начальницы. Полина и Родик, творческая парочка, во все глаза глядели на взбудораженную Садовникову. Вторая пара, Тема и Миша, переглядывалась между собой, а секретарша Наташка даже кончик язык высунула – так разбирало ее любопытство…

«А ведь один из них, – мелькнула у Татьяны непрошеная мысль, – вор. Или, того хуже, подставщик «. Она спешно отогнала неприятное, похожее на изжогу чувство подозрительности и на рысях помчалась в гараж.

…Валерий Петрович удивился и обрадовался нежданному визиту падчерицы. Удивление свое постарался скрыть, а вот радость маскировать не счел нужным.

– Как раз к обеду, – прогудел он, расцеловывая Татьяну в обе щеки. – Пойдем, подкормлю тебя.

– Ой, Валерочка, – отмахнулась она, – да я еще совсем не голодная.

Ходасевич обычно просыпался рано, на заре, и обедал с давно заведенной пунктуальностью ровно в полдень.

– А у меня на обед язык по-старомосковски и цыпленок по-каталонски.

– Мм… Звучит изысканно.

– Вот и пойдем, потрапезничаем вместе.

– Все забываю тебя спросить: где ты так хорошо научился готовить?

– Ну, ты же знаешь: мама твоя, Юлия Николаевна, стряпать никогда не любила. Так что у меня просто не оставалось выбора.

– И все равно: чтобы готовить так, как ты, нужен особый талант.

– А он у меня есть.

– И еще большая практика. Стажировка в каком-нибудь крутом ресторане.

– У меня и она имеется.

– Как это? – удивилась Татьяна. – Откуда?

– Я ведь четыре года поваром в посольстве проработал.

Татьяна вытаращила глаза на отчима.

– Ты никогда не рассказывал! В каком посольстве?

– В одной заграничной столице.

– В какой?

– Ну, какая разница…

– В нашем посольстве? Советском?

– Нет, – покачал головой отчим. – Другой державы. Иностранной.

– Какой? Где? Ну, скажи! – затормошила его Татьяна. – Что ты там делал? Ну, Валерочка, милый!

Она готова была забыть о собственных неприятностях, чтобы только узнать хоть какие-то подробности секретной службы полковника Ходасевича.

– Не могу, дорогая, – развел руками Валерий Петрович. – «Совсекретность» с дела еще не сняли. Вот выйдет срок давности – обязательно расскажу.

– А когда он выйдет?

– Через семьдесят восемь лет.

– Да ты смеешься надо мной! Шпион несчастный! Боров! – закричала Татьяна и двинула отчима кулачком в плечо.

Ходасевич легонько перехватил Танину руку и вроде бы шутливо завел ее на прием.

– Ой-ой, больно! – запричитала Таня, хотя ей не было ни капельки больно.

Ей нравилось в общении с отчимом порой изображать ребенка – и чувствовать себя соответственно. Все взрослые, реальные заботы куда-то отступали, и возникало чувство, словно она в далеком, давно прошедшем детстве… Будто бы она девочка, а отчим – взрослый, мудрый, сильный человек – снова ведет ее за ручку в зоопарк и, усадив на свои широченные плечи, показывает, как бултыхаются в искусственном пруду белые медведи…

…Обед действительно получился изысканным. Таня сама не заметила, как уплела и три кусочка языка, и цыплячью ножку, а потом и добавку – крылышко, да с гарнирчиком – цветной капустой в яйце и сухарях… В общем, «быть мне толстой коровой!». Но, с другой стороны, она навещает отчима не так уж часто, а сегодняшние лишние калории можно будет в спортзале сбросить…

После кофе Таня достала из сумочки сигару в тубусе и протянула ее Валерию Петровичу.

– Вот, держи. Купила тебе по дороге. Настоящая «гавана».

– Спасибо, Танюшка! – искренне обрадовался Ходасевич. И добавил с самоиронией: – А я все думаю, чего мне еще для сходства с Черчиллем не хватает!