Оскар за убойную роль - Анна и Сергей Литвиновы

Он аккуратно обрезал сигару серебряной карманной гильотинкой (которую тоже когда-то подарила Таня) и засунул ее в рот. При этом ловко изобразил из себя британского премьер-министра военной поры: насупленные брови, оттопыренная нижняя губа, брюзгливое выражение лица. Сходство получилось столь впечатляющим, что Таня расхохоталась:

– Да ты, Валерочка, артист!

Воистину: с отчимом, этим замечательным дядькой, напрочь забываешь о собственных проблемах. Никому на свете не удается смешить ее так, как ему.

Окно кухни было распахнуто в тихий московский дворик, оттуда струилось мягкое тепло июньского лета. Сизые клубы ароматного дыма окутывали мощный торс отчима. От раннего сытного обеда в теле разливалась приятная истома. Тане хотелось забыть обо всем, чтобы все на свете проблемы отлетели прочь… Но Валерий Петрович смахнул пепел с сигары и проговорил:

– Ну, выкладывай, что случилось.

Таня удивилась. Она ни словом, ни намеком не упомянула пока о своих проблемах.

– А откуда ты знаешь, что у меня что-то случилось?

– Я знаю тебя, – грустновато усмехнулся отчим. – Стала бы ты в будний день, да еще с утра, вместо работы, срываться ко мне, старику.

– Ну, во-первых, ты далеко не старик… – машинально возразила Таня. – А во-вторых… Во-вторых, у меня действительно неприятности.

– Рассказывай.

И Таня поведала о пропаже из своего сейфа, о том, как кража обнаружилась сегодня утром, и о беспрецедентной конфиденциальности исчезнувшего документа.

– Что ты сама обо всем этом думаешь? – спросил ее отчим, когда она изложила историю в общих чертах. Лицо его разительно переменилось с того момента, когда он наслаждался вкусным обедом, балагурил и изображал из себя Черчилля. Взгляд стал цепким, губы сжались, на широком лбу проявилась морщина.

– Представления не имею, – пожала плечами Татьяна.

– Кого может заинтересовать пропавший документ?

– Да кого угодно! Всех!

– А точнее?

Вопросы Валера задавал резко, отрывисто.

– Ну, я не знаю… Конкурентов депутата Брячихина… Его врагов… Прессу… Спецслужбу какую-нибудь…

– Что уж такого страшного написано в этой вашей «объективке»? – с делано невинным видом поднял брови отчим.

– Что? – Татьяна усмехнулась, на секунду сосредоточилась и процитировала на память: – «Субъект обладает гипертимным типом личности на грани психопатологии… Имеет склонность к экзальтированно-демонстративному поведению… В реакциях на внешние возбудители субъекта проявляются маниакально-истерические черты его характера …»

– Звучит как диагноз.

– Вот именно. И это только одна страница. А там таких – четырнадцать.

– Психологи – они такие. Умеют припечатать, хоть святых выноси, – ухмыльнулся Валерий Петрович.

– На деле-то ничего страшного нет, – развела руками Татьяна. – Брячихин просто активный болтун, товарищ Обещалкин… Только в «объективке» все это написано такими мудреными словами, что народ сразу решит: по нему дурдом плачет…

– И фамилия депутата в документе упоминается?

Таня, скривив недовольную гримасу, кивнула.

– Да, причем с полным титулом!

– Неразумно, – покачал головой отчим.

– Так это ж документ для внутреннего пользования!

– Был, Таня. Был.

– Ты думаешь, все так плохо? – прикусила губу Таня.

– Сама посуди. К некому «икс» попал в руки этот документ. Раз он оказался у него – значит, уже стал достоянием гласности.

– И что теперь делать?

– Есть здесь некая нелогичность… – раздумчиво проговорил Валерий Петрович. Сигара догорала в его толстых пальцах, окутывая всю его фигуру дымом.

– А именно?

– Вот смотри. Допустим, некто «икс» – человек или организация – работает против вашего депутата Брячихина. Он, этот «икс», естественно, заинтересован в секретных сведениях, характеризующих возможности, силы и слабости депутата. Эти сведения имеются в вашем документе… Пока – полная аналогия с секретным докладом о состоянии некой страны, которым интересуются шпионы другой страны… Правильно?

– Допустим.

– Но если шпиону попадает в руки подобный доклад, – продолжил свои рассуждения полковник Ходасевич, – что он обычно делает?

Он пристально посмотрел на Татьяну.

Та пожала плечами. Она не понимала, куда клонит отчим.

– Он снимает доклад на микропленку, – продолжал Валерий Петрович. – А затем кладет его на место… Почему? – Он нацелил на Татьяну сигару.

Она не ответила, только досадливо пробарабанила пальцами по столешнице.

– Во-первых, потому, – сказал полковник, – чтобы агента, работающего на противника, не разоблачили. А во-вторых, чтобы неприятель – в данном случае этот ваш Брячихин – не проведал, что противник на самом деле о нем все знает…

Отчим положил сигару дотлевать в пепельнице.

– В вашем же случае все наоборот, – заявил он. – Похищение произошло демонстративно. Документ просто выкрали.

– Может, – с легкой язвительностью возразила Таня, – наш шпион непрофессионал? И у него, совершенно случайно, не оказалось с собой микрофотокамеры?

– А ксерокс в вашем отделе есть? – прищурился отчим.

– Есть, – опустила Таня глаза.

– Вот тебе и ответ.

– А может… – заспорила она, понимая, впрочем, что спор уже проигран, однако природное упрямство не позволяло ей никогда уступать без борьбы, и она продолжала сражаться даже в самой безнадежной ситуации. – Может, наш шпион не знал, что у нас есть ксерокс? Или не умел им пользоваться?

– А может, он вообще слабоумный слепоглухонемой, – саркастически проговорил Ходасевич, и Татьяна смирилась.

– Но тогда что все это значит? – воскликнула она.

– Возможно, – протянул Валерий Петрович, – демонстративное исчезновение документа означает, что кого-то хотели подставить…

– Подставить? – вскинулась Татьяна. – Кого конкретно?

– Трудно сказать. Может, ваше агентство в целом. Может, твоего босса Теплицына. А может, лично тебя.

* * *

Московский ресторан «Венеция» был совсем новым и располагался неудобно – на обочине третьего транспортного кольца, поэтому посетители его своим вниманием пока не баловали. В сени псевдоколонн скучали человек десять официантов в париках и камзолах, а гостей присутствовало только двое. Один лет пятидесяти, другой значительно моложе – годов, наверное, тридцати, оба безупречно одетые и постриженные. Они сидели за столиком в углу и тихо беседовали, запивая красным вином мясо по-неаполитански.