Слабо не влюбиться? - Татьяна Юрьевна Никандрова

не читается ничего, кроме скуки. Должно быть, из-за жары ему совершенно лень думать.

— Ну и какая? — спрашивает без энтузиазма.

— Кэш, балбес! — восклицаю я. — Раз предки отказываются давать нам деньги на Масс Эффект три*, мы можем сами их заработать!

— А что? Это мысль, — встрепенувшись, кивает Артём. — А где продавать будем?

— Можно на том рыночке у Дома культуры. Или прямо на остановке. Там всегда полно народу, — размышляю вслух. — Только там и знакомых можно встретить…

— Да и пофиг! — воодушевленно перебивает он. — Ты же знаешь, мне плевать на общественное мнение!

Эх, хотела бы я сказать то же самое, но, увы, не могу. Стоит мне только представить, что мой любимый Коленька Иванов, по которому я вздыхаю уже второй год подряд, проходит мимо нашей импровизированной овощной палатки, как нутро тут же наливается жгучим стыдом. Я хочу, чтобы он думал обо мне как о неземной принцессе, а не как об уличной торгашке.

— Давай все же на рыночек пойдем, — настаиваю я. — Там все-таки аудитория более покупающая.

Про опасения насчет Коленьки другу я, само собой, не говорю. Он и так вечно меня троллит по поводу моей безответной влюбленности. Дескать, а что здесь такого? Подойти да позови своего Иванова на прогулку, он не откажет. Ага, как же… А если все-таки откажет? Что я тогда делать-то буду? Умру на месте, не иначе. Нет, для таких подвигов я еще не созрела. Угон Юлькиного велика и пожирание лимона прямо с цедрой — пока мой предел.

— Ладно, как скажешь, — пожимает плечами Тёма. — Но давай сразу договоримся: даже если встретим кого-то из знакомых, на попятную не пойдем. По рукам?

Опасливо кошусь на его раскрытую ладонь, прикидывая в уме вероятность случайной встречи с Коленькой, и через пару секунд прихожу к выводу, что шансы опозориться крайне малы. Иванов живет совсем в другом районе да и по овощным рынкам вряд ли шастает. В тринадцать лет у мальчишек вроде как другие интересы.

— По рукам, — обхватываю теплую руку Артёма.

Если дело и впрямь выгорит, мы наконец купим видеоигру, о которой столько мечтали, и будем рубиться в нее до воспаленных сосудов на глазных яблоках. Ради этого, черт побери, стоит дерзнуть!

— Ма-а-м, — тянет друг, вклиниваясь в разговор взрослых, которые увлеченно обсуждают предстоящие политические выборы. — Мы с Васькой придумали, куда деть ваши огурцы!

***

Как ни странно, идея с торговлей овощами родителям Артёма приходится по вкусу. В нашем намерении они улавливают первый юношеский позыв к самостоятельности и всеми силами стараются его поддержать.

На следующий день дядя Макар самолично отвозит нас на тот самый рынок и даже помогает сколотить некое подобие прилавка. Разумеется, на основной торговой территории нам места нет, а вот среди пенсионерок, выстроившихся вряд у входа со своим дачным урожаем, мы отыскиваем свободный закуток.

Поначалу, увидев дядю Макара, бабульки поднимают жуткий гомон, мол, нечего здоровому мужику среди них ошиваться, пусть арендует место в торговом зале. Но потом, уразумев, что торговать будем мы с Артёмом, они сменяют гнев на милость.

— Ой, какие славные ребятки! — кудахчет женщина в цветастом платке. — Братишка с сестренкой, да?

Если честно, она далеко не первая, кто подозревает нас с другом в кровном родстве. Мы действительно очень похожи. Оба румяные, светловолосые и, по мнению взрослых, крайне симпатичные. Только у него глаза голубые, как ясное утреннее небо, а у меня зеленые, как… Не знаю, с чем сравнить этот цвет, но Тёма говорит, он напоминает ему консервированный горошек в банках. Не очень поэтично, конечно, ну да ладно.

— Ага, — подыгрывает ей Артём, бросая на меня лукавый взор. — Родные брат и сестра.

— Двойняшки, — подхватываю я.

— Сироты, — продолжает он, закидывая на меня руку и стискивая мое плечо. — Только она одна у меня и есть на свете, кровинушка моя.

Бабульки заходятся сочувственными причитаниями, а мы с дядей Макаром как по команде поворачиваемся к завравшемуся мальчишке и вперяемся в него ошеломленными взглядами. Прикидываться родственниками — одно, однако хоронить живых родителей — это, по-моему, перебор. Но Соколову как обычно закон не писан: творит, что хочет. Беспредельщик!

— Спасибо вам, дяденька, — глядя на отца, томно вздыхает Артём. — Дальше мы сами.

Лицо дяди Макара кривится в немом возмущении, но от комментария он все же воздерживается. Хоть и видно, что не без труда. Наверное, он, как и я, уже привык к Тёмкиным закидонам. Соколов младший постоянно отчебучивает что-нибудь такое, отчего у окружающих волосы на голове встают дыбом.

— Ну удачи вам, деточки, — с язвительной улыбкой на губах прощается мужчина. — Надеюсь, день выдастся удачным, и вы заработаете себе на еду. Ведь на домашний ужин вам рассчитывать не стоит.

М-да. Кажется, теперь я понимаю, в кого Тёма такой остряк.

Когда дядя Макар скрывается в стремительно густеющей толпе, я наклоняюсь к уху друга и недовольно шиплю:

— И зачем было врать, что мы сироты?

— Ну ты чего? Это ж легенда! — Артём глядит на меня так, словно я спросила, почему дважды два — четыре. — Сейчас заручимся поддержкой коллег, а потом и покупатели подтянутся! Сама подумай, кто не захочет помочь бедным сироткам заработать себе на пропитание?

Артём стряпает трогательную гримасу, и его и без того смазливая физиономия становится совсем уж ангельской.

— Ты дьявол во плоти! — бухчу я, вытаскивая на прилавок весы с чашей, которые выпросила у соседки. — Ни стыда, ни совести!

— Стыд и совесть — это атавизмы, малая, — выдыхает Артём мне в ухо, а затем хлопает меня по пояснице и с задором добавляет. — Ну что, за работу, сестрица!

* Mass Effect 3 — компьютерная игра.

Глава 4

Дела у нас идут на славу. Огурцы разлетаются как горячие пирожки, и мы едва успеваем обслуживать толпящихся возле нашего прилавка клиентов. В короткие моменты затишья пересчитываем наличку и восторженно улыбаемся: это наши первые деньги, заработанные честным трудом. Ну, или почти честным, учитывая то, что все это время мы прикидываемся осиротевшими братом и сестрой.

Не знаю, в чем причина нашего успеха: то ли в том, что спрос на огурцы нынче действительно велик, то ли в том, что у Тёмы внезапно обнаруживается недюжинный талант к торговле. Он громко и зычно зазывает мимо проходящих людей приобретать «выращенные с любовью огурцы», при покупке от трех килограммов обещает приятную скидку, а в разговоре с покупателями не забывает упомянуть о том, что на вырученные деньги две сиротки непременно купят себе мороженое.

Мальчишка так правдоподобно изображает затаенную печаль в глазах, что даже коллеги-бабульки, чьи