За тридевять земель - Екатерина Мекачима

– Кудеяр? – тихо сказали рядом, и наместник от неожиданности вздрогнул. Кудеяр поднял голову и тут же встал: погружённый в тяжёлые думы, он не заметил её. Любава была прекрасна: в необычном для жителей Севера платье с жилетом, что так любили знатные дамы западных островов, в лёгкой фате, закрепленной только на пучке золотых волос и тоненьком медном обруче. Серо-голубые, как предутренняя заря, глаза. Девушка кротко улыбнулась и шагнула к Кудеяру. Наместник царя подошёл к своей невесте и взял её за руку.

– Прости – думы правителя порой весь белый свет заслоняют, – прошептал Кудеяр, чувствуя, как сжимается сердце. Любава мягко на него смотрела.

– Ничего, – понимающе согласилась она. – Отец сказал, что дал тебе Слово! – восторженно прошептала Любава, и Кудеяр понял, что Световит не сказал княжне о том, что свадьба откладывается. Будь прокляты Полоз и всё его войско!

– Да, – улыбнулся Кудеяр, – великий князь Световит благословил наш брак. – Улыбка Любавы стала шире, и Кудеяр повёл невесту в глубь сада.

Наместник царя с трудом заставил себя рассказать любимой о явлении слуги Полоза в водах Велейных островов и о том, что ему самому придётся отправиться в столицу. Любава слушала жениха молча, и когда Кудеяр закончил говорить, улыбка спала с девичьего лица. Любава сказала, что она боится за Кудеяра, боится того, что ему придётся плыть по водам Полоза. Княжна спросила жениха, не может ли он отправить в столицу гонца? Наместник царя отрицательно покачал головой: такую весть он должен передать в столицу сам, ибо умы Солнцеграда охватило беспечное спокойствие. «Лютояр» – корабль большой, слугам Полоза его не потопить. Печалит Кудеяра только тоска по невесте, что ей вновь придётся ждать его. Любава остановилась и внимательно посмотрела на будущего мужа.

– Отправляйся в Солнцеград со спокойным сердцем, – тихо сказала она и положила руки Кудеяру на плечи. – Я буду ждать тебя столько, сколько необходимо. И даже дольше.

Наместник царя грустно улыбнулся и накрыл своими ладонями руки Любавы.

– Я скоро вернусь, – заверил он невесту. – Обещаю.

Любава хмуро смотрела на Кудеяра: тревога и холод неясным предчувствием сковывали душу. Но княжна не стала говорить суженому о своих страхах, она только кротко кивнула.

– Возьми его, – проговорила Любава, снимая с воротника оберег с руной Велеса. – Пусть мудрый защитник Велейных островов помогает тебе.

– Я только весть передам и сразу же вернусь, – заверил Кудеяр Любаву, надевая оберег. – Не на войну же ты меня провожаешь, – попытался улыбнуться наместник.

Но Любаве его замечание не понравилось.

– Дела, связанные с Полозом, хуже войны, – мрачно проговорила она, и Кудеяр покачал головой.

– Ты не заметишь, как пролетит время, и ты станешь моей женой, – заверил он Любаву и крепко её обнял.

На вечерней заре великий князь Велейных островов провожал наместника царя в плавание. На небо уже взошли обе луны; порт Осну освещали двойные фонари, в одной чаше которых горел золотой огонь, а в другой – небесный. Со Световитом были Любава и великая княгиня Далимила, которую очень встревожили вести о чудище, обитающем в прибрежных водах. Она, как и Любава, пыталась уговорить будущего зятя отправить в столицу только Ратибора, но Кудеяр полагал, что весть о слуге Полоза он должен передать в стольный град сам. Наместник царя поцеловал на прощание невесту, поклонился великому князю с княгиней и поднялся на судно, на которое уже привели Ратибора.

Она любила свою келью послушницы Сестринского Свагобора – маленькую комнатку с видом на Святобор[4], в котором пели птицы. Подле окошка с деревянными ставнями стоял стол. У одной стены располагалась кровать, подле другой – скрыни и деревянный шкаф. В красном углу горела небесным огнём огнивица у домашнего капия Полоза. Когда к Злате приходила наставница, послушница закрывала красный угол белой занавеской, в узоре которой был скрыт Треглав.

Поначалу Злате не хватало простора родных покоев теремного дворца. Но со временем царевна привыкла к новому дому и полюбила его: Злата не возвращалась в Царский Терем даже на дни праздников. Царевна с трудом переживала время, когда её навещали царица или царь. Конечно, Злата с почтением слушала и Василису, и Веслава, старалась им улыбаться. Но когда они покидали её, Злата чувствовала, как к горлу подступают слёзы ненависти. Лучше бы царь с царицей не приходили. Никогда.

За пять с половиной лет страдания царевны не угасли, а даже наоборот, девушке казалось, что она всё сильнее ненавидит царицу и царя. Когда Злата стала старше, Василиса рассказала ей историю её родителей, но Злата не поверила царице. Агния была доброй и любящей матерью, а отец – заботливым родителем, честным царём, при котором Сваргорея процветала. И Полоз действительно помогал людям, в отличие от Богов Светомира, которые после воцарения Веслава вновь замолчали. Боги. Василиса… царица ли Василиса? Где это видано, чтобы на троне Сваргореи сидела деревенская охотница-волхва, которая даже в Ведомире не училась? Злата могла допустить коронацию Веслава, но то, что потомок Светлогора взял в жёны деревенскую девушку, у юной послушницы не укладывалось в голове. Ещё больше возмущало Злату то, что волхвы одобрили выбор Веслава и обвенчали его с Василисой. Конечно, старцы говорили, что Василису благословили сами Боги, ведь царица, как и царь – единственные люди Света, которые предстали перед легендарным Алатырём. И сварогины любили своих избранных Богами Освободителей, как в народе называли правящую чету. Когда Злата слышала, с каким теплом отзываются о Василисе и Веславе люди, её сердце мучало горькое чувство несправедливости. Ведь с тех самых пор, как «Благомир» встал на якорь в порту Солнцеграда, на неё саму смотрели косо, с опаской. Другие послушницы Сестринского Свагобора сторонились царевны, считая её дочерью чёрных волхвов, которые семнадцать лет назад силой захватили власть. Послушницы боялись Златы, её одаренности в волхвовании. Да что там послушницы… сами наставницы старались её избегать. Даже Румяна и Снежана, которые навещали царевну, когда Злата только ушла в Свагобор, со временем перестали к ней приходить. Злата видела, как отворачиваются от неё люди, как отводят взгляд сверстницы и как стараются не смотреть в её сторону юноши. А ведь она была писаной красавицей, с длинными золотыми волосами и голубыми, как у матери, глазами.

Злата вздохнула и отвернулась от окна. Сегодня она вновь не пошла ни на занятия, ни на общие молитвы, ни на работы[5] Свагобора. И за ней никто не пришёл, даже старшая наставница. Ни одной другой послушнице не было позволено поступать подобным образом. И Злата думала, что, если она покинет Свагобор, никто не пойдет её искать. Всем станет спокойнее и легче.