Схватка спецслужб, или Где решаются судьбы мира - Ольга Грейгъ

Конечно же, о смерти князя стало известно в окружении императора. Императрица Александра Федоровна облагодетельствовала княгиню, приняв ее в Царском Селе. А пообщавшись в своем будуаре с молодой женщиной, оценив ее ум и красоту, обсудив некоторым образом немаловажные заслуги перед Российским Престолом рода фон дер унд Дидерихсов, императрица пригласила Елизавету Ивановну на бал, долженствующий состояться в вечер будущего дня, 24 ноября. Первоначально княгиня отказывалась, ссылаясь на то, что не успело минуть положенное время траура. Но императрица была настойчива, и к тому же добавила, что намерена удостоить княгиню орденом Святой великомученицы Екатерины. Подобные награды могли носить разве что императрица и принцессы царской (императорской) крови, «сколько есть». Елизавета Ивановна, в девичестве фон дер унд Дидерихс, имела в своих венах толику крови гессенских принцесс. Молодая женщина была польщена.

Сияя румянцем и благоухая, вся готовая то взрыдать, то вскричать от счастья, полная непонятных эмоций, словно в предчувствии неотлучно настигающей ее судьбоносной минуты, Лизавета Ивановна прибыла в Екатерининский дворец на августейший бал. Большая часть гостей к этому времени уже собралась.

Вскоре состоялась торжественная церемония, и ее грудь, украшенную по вырезу платья в последние часы модисткой-золотошвейкой по новой моде тусклыми кружевными цветами, облекли в широкую, красную с серебряной каймой ленту, переброшенную через правое плечо. К ленте с крестом, изукрашенным изображением святой Екатерины, Елизавета Ивановна получила усыпанную бриллиантами восьмилучевую звезду, заключающую в себя орденский девиз: «За Любовь и Отечество».

В церемонии награждения участвовали августейшие особы из императорского окружения: Великий князь Николай Константинович и Великая княжна Ольга Константиновна, а также ряд сановных князей и графов, генералов, адмиралов, действительных тайных советников, находящихся на службе у государя, и тех, кто пребывал в отставке.

Несмотря на желание продлить праздничные минуты веселья, желая упиваться вниманием, принимая поздравления как мужчин, так и их спутниц, Елизавета Ивановна в какой-то миг поняла, что очень устала. Однако не мудрено, она протанцевала весь вечер и часть ночи, и вот теперь, когда бал завершался, была все еще настроена романтично. Обмахивая веером слегка побледневшее от усталости лицо, она перехватила взгляд не представленного ей мужчины приятной наружности. В этот момент к Елизавете Ивановне подошел паж, объявив, что княгиню проводит к дому профессор Николаевской академии Генерального штаба генерал-майор от флота Иван Аристархович Еранчин. Княгиня сделал легкий поклон в адрес невесть откуда взявшегося генерала, оказавшегося тем мужчиной, к которому она проявила интерес в последние минуты перед уходом.

А спустя три недели, когда закончился год траура после кончины мужа, генерал предложил ей выйти за него замуж, почтительно предупредив о том, что очень сожалеет, так как, дав согласие выйти за него, она потеряет свой княжеский титул. Елизавета Ивановна, соскучившись по мужскому вниманию, чувствуя необходимость в присутствии сильной руки и опеке в отношении себя, поразмыслив, дала согласие. К тому же этот немолодой мужчина ей очень понравился, и скрывать нахлынувшее чувство от себя самой ей не хотелось. Жизнь шла, а молодость, так горячо ей осознаваемая, проходила в тоскливом одиночестве.

В канун их венчания в Чесменской церкви в дом к профессору Еранчину прибыл флигель-адъютант из Царского Села, передав письмо от императрицы. На лощеной бумаге, украшенной гербом императрицы и вензелями, было выписано: «Генерал, неужели Вы сочли необязательным уведомить меня о лишении моей подопечной княжеского титула? Хочу лично засвидетельствовать свое уважение к Вам и Вашей супруге. Жду Вас четвертого дня у себя».

Супруги Еранчины прибыли во дворец. На встрече зашел разговор об отношениях между Россией и Германией, о вкладе немцев в укрепление мощи Российского государства. Общность интересов подразумевалась и в том, что обе империи возглавляли двоюродные братья — Николай II и Вильгельм II. Во время аудиенции Ее Величество несколько раз подчеркнула особые заслуги всего рода фон дер унд Дидерихсов, упомянув, что двоюродный дядя Елизаветы Ивановны умело направляет деятельность императорского двора. Но министр двора и уделов, сказала императрица, имеет странную забывчивость… «Не правда ли это странная черта — забывать своих не только дальних, но и ближних родственников? Хотя вклад их в укрепление нашей империи тоже достаточно высок», — подчеркнула императрица Александра Федоровна, лестно добавив, что вряд ли род Дидерихсов сумел бы столько принести России пользы, если б не его женская половина.

Елизавета Ивановна присела в знак почтения и признательности. Ее супруг также достойно склонил голову.

Императрица раскрыла приготовленный заранее ларец и извлекла оттуда весьма крупный кулон, висящий на золотой цепи. Внутри кулона был вправлен переливающийся всеми цветами радуги огромный бриллиант. Жестом императрица поманила Елизавету Ивановну, и та, словно лишившись дара речи, лишь наклонила перед императрицей голову и опустилась на колено.

Молодая особа, потомок древнего рода гессенских принцесс, милейшая Елизавета Ивановна физически ощутила приливную энергетическую волну, как только кулон оказался на ее груди. Она хорошо запомнила то неизведанное доселе необыкновенное ощущение, даваемое ей сим божественным символом. Узнав после о магической силе, приписываемой этому кулону, она поняла, что прочувствовала это сразу, как только стала его владелицей. Или хранительницей. Да, последнее звучит правильней, определила она для себя, ведь подобные чудеса даются Богом человеку на время.

Из всего, что в те минуты говорила императрица, Елизавете Ивановне запомнилось только: «Пусть будет это вам утешением для настоящего и будущего». Затем, удостоив значимым взглядом ее мужа, одетого в парадную генеральскую форму, императрица подала ему руку, которую он не замедлил поцеловать. На сем их аудиенция завершилась.

В тот момент, когда Иван Румянцев предпочел благовидно исчезнуть между аллей кипарисов и цветущих магнолий, он услышал звук протяжного поцелуя. Однако это его уже не интересовало. Ему порядком надоела и компания, и все возможные приключения в соседних санаториях.

Вернувшись в свой номер, кавторанг обнаружил на столе записку, адресованную ему. «Когда вернетесь, если будет не позже полуночи, зайдите в номер 32». Кто? Что? Пока не понятно.

Иван Румянцов спустился этажом ниже, окинув боковым зрением коридор и удостоверившись, что вокруг никого нет, плавно, без стука, открыл дверь номера 32.

Войдя, он застал там женщину лет сорока, в яркой, броской одежде, сразу же оценившей его пристальным взглядом шалых и слишком темных глаз. Первой промелькнувшей мыслью, пронесшейся в мозгу Румянцева, была примерно следующая: «Вот сидишь ты напротив меня такая красивая, такая сексуальная, задрать бы тебя в этом кресле и…».

И женщина, поняв его намерения, словно иных и быть не могло, произнесла вслух свежим, с бархатцой, голосом: