Бангкок - темная зона - Джон Бердетт

— А те, другие существа, не люди… как удалось их создать?

— Ах это… Я воспользовалась специальной анимационной программой. — Супатра едва заметно поклонилась Будде, сидящему в устроенном на середине высоты стены святилище: просила отпустить ей грех, ведь она только что солгала белой женщине.

— Невероятно! Никогда не видела ничего подобного. Такое впечатление, что сделано намного лучше, чем все, что снимается в Голливуде.

Супатра выслушала комплимент и повела нас обратно наверх. Поскольку, прощаясь, она не смотрела мне в глаза, я понял, что патологоанатом на меня сердита за то, что я ее не остановил, когда она собралась рассказать гостье о своем увлечении.

Когда мы вышли из морга, мне совершенно не хотелось говорить о Дамронг. Но я попал в ловушку. Пришлось везти Кимберли в гостиницу на такси, и ее молчание тяжелым грузом все сильнее давило мне на мозг. Ей даже не требовалось на меня смотреть. Американка отвернулась к окну и притворилась, будто ведет себя дипломатично, а сама секунду за секундой увеличивала мрачный гнет молчания.

— Конечно, Чанья знает, — начал я после долгой паузы. — Это было до того, как мы с ней познакомились. Она заговорила с тобой об этом случае, потому что беспокоится, как убийство подействует на меня. Считает, ты единственный человек, способный мне помочь психологически. А себя ощущает бессильной.

Кимберли долго не отвечала, а затем подалась вперед и велела водителю отвезти нас к «Куполу» — ресторану на самом верху отеля «Стейт тауэр».

Отличный выбор. Сидеть за столиком на открытом воздухе высоко над городом со стаканами в руках — у нее экзотический кокосовый коктейль, у меня пиво «Клостер» — и чувствовать себя обнаженными под светом звезд, так что крышка черепа словно взлетает до самого свода небес, — в этом есть нечто от вселенской исповеди.

— Вот как это было… — начал я свой рассказ о себе и Дамронг.

Если вы там не бывали, это трудно представить. Если бы я не познакомился с Дамронг, тоже бы удивлялся причудам мужчины в том болезненном состоянии, которое ты, фаранг,[2]упорно называешь влюбленностью. Мы здесь смотрим на вещи по-другому.

Но позволь мне коснуться самых невинных моментов того, что случилось. Дамронг поступила на работу в принадлежащий моей матери бар, которым я до сих пор помогаю управлять, и уже через неделю без труда соблазнила меня. Как добросовестный папасан, я придерживался принципа не пользоваться услугами тех, кто служит в моем заведении, и никогда его не нарушал. Но в то время мне было очень одиноко: я ужасно переживал из-за смерти своего напарника Пичая, который погиб, выполняя служебный долг.

Я, как глупец, не замечал, насколько очевидны мои чувства к новой суперзвезде. Оглядываясь назад, понимаю, что она догадалась о них прежде, чем я сам. В какой момент любовь мужчины к женщине переходит грань от объективного восхищения к всепоглощающему желанию обладания, против чего так горячо предостерегал Будда? Знаю одно — это произошло в Сонгкран, тайский Новый год — самый жаркий сезон за весь период обращения Солнца.

Тот Сонгкран, четыре года назад, выдался особенно удушливым. Когда светило проплывало через знак Овна, Марс гнался за Венерой под суровым знаком Скорпиона. А я в состоянии любовной лихорадки делился с компьютером своими, изложенными на манер Марселя Пруста, мыслями.

«Вчера наблюдал из двери бара, как она подъехала по улице на мототакси. На ней было новое кричащее платье, которое каким-то образом воплотило в себе сущность этого ужасного сезона. Высокомерно тряхнув пышной копной черных густых волос, плотная шелковистая тьма которых затмевала ее алчущую красоту, она гордо ступила в бордель, где я ждал ее и только ее…»

Боже! Надо полагать, мужчина даже в таком состоянии понятен объекту любви. Если правильно помню, все случилось в ночь, после того как я написал эти строки, — в два часа. Вышло так, что из всех девушек осталась она одна, и я уже собирался закрывать заведение. Успел выключить музыку, и все мерзкие звуки, которые я производил, готовясь к закрытию, — звяканье бутылок, грохот сваливаемого в бак мусора, бульканье грязной посуды в раковине — словно сами обрели свойство гнетущего меня одиночества.

Я уставился в пол, чтобы не встречаться с ней взглядом, когда она уходила из бара. Дамронг игриво встала у меня на пути, но я не ответил на заигрывание. И тогда она осторожно провела рукой у меня под подбородком и подняла мою голову, чтобы я взглянул ей в лицо. Большего не потребовалось. Охваченные горячкой, мы даже не стали подниматься наверх, в номера.

— Ты самый восхитительный любовник, — прошептала она, когда все кончилось.

Разумеется, это были обычные слова в устах шлюхи, но я, как всякий клиент, хотел ей поверить. Теперь, бросая в прошлое взгляд, я понимал, насколько все, от начала и до конца, было ужасно банальным. Излагая американке свою печальную сагу, я откровенно в этом признался. А Кимберли старательно избегала на меня смотреть.

Все будто родилось из необузданности Сонгкрана. Когда-то это был священный праздник, во время которого монахов и уважаемых старейшин чинно и любовно окропляли святой водой. Но теперь, фаранг, в Бангкоке такого не увидишь: краснорожие, не в меру разыгравшиеся мужи от тридцати до пятидесяти лет караулят прохожих с водяными пистолетами и немилосердно обливают с ног до головы. Подвыпив, они становятся агрессивными и беснуются, пока не устанут и пока не надоест развлекаться. Тогда, не расставаясь со своими пластмассовыми игрушками, они валяются тут же, на тротуарах.

Все, кто заходил в тот вечер в бар, были до нитки мокрыми. Самые предусмотрительные заранее прятали мобильные телефоны в пластиковые пакеты. Повсюду царило безумие.

Я сделал глоток пива. Теперь и я, и агент ФБР, смотрели, как по небу совершает свой фаллический марш Орион.

— Середину можешь опустить; расскажи, чем все закончилось, — предложила Кимберли без малейших признаков ревности или иного чувства, хотя в ее голосе и появилась хрипотца.

— Женщины способны испытывать непомерную страсть?

— Еще бы. Это когда происходит полное физическое растворение, аннигиляция личности, утрата эго? Когда не понимаешь, один ты человек или двое, не чувствуешь себя в безопасности, если не в постели с партнером, но и когда с ним не намного спокойнее? Это ты имеешь в виду? Конечно.

— И чем все обычно заканчивается?

— У того, кто страдает больше, выбор простой: убить партнера или послать подальше, пока еще есть на это силы. — Она стрельнула по мне быстрым взглядом. — Ты полицейский и знаешь лучше других: физическое насилие в отношении членов семьи не сравнится ни с каким другим.

Я долго не мог прийти в себя — меня оглушила ее суровая прямота фарангов. Не рассчитывал в этот вечер так быстро взлететь к высшей точке. И минут десять сидел молча, пока сумел продолжить.