История Древней Греции в биографиях - Генрих Вильгельм Штоль

Юношам давали лишь немного пищи, чтобы заставить самих заботиться о потребностях своего желудка и воровать хитро и ловко. Благодаря такому порядку дети уже с ранних лет привыкали к хитрости и смелости, необходимым на войне. Кроме того, их приучали к перенесению голода и жажды, холода и жары, утомительного труда и боли. Один мальчик украл молодую лисицу и спрятал ее под своим платьем; чтобы не быть открытым, он без всяких признаков боли, дал животному терзать и кусать свое тело, пока не умер на месте. В праздник Артемиды Орфии приносили во время Ликурга человеческие жертвы у алтаря богини; Ликург уничтожил этот варварский обычай и заменил его бичеванием мальчиков у алтаря, который таким образом обрызгивался их кровью. Никто из мальчиков не должен был издавать при этом никакого звука, не смел обнаруживать даже признака боли, и часто случалось, что иной умирал под ударами, без всякого крика.

Далее дети уже с ранних лет приучались зорко наблюдать поведение своих сограждан, оценивать в их поступках благородное и прекрасное и выражаться об этом коротко и ясно. В присутствии старших от детей требовалось почтительное молчание; когда их спрашивали, они должны были отвечать коротко, сжато и метко. Таким образом спартанцы раньше всех других греков достигли искусства выражаться коротко и остроумно; «говорить лаконически» значило выражаться кратко и не без остроумия. С той же тщательностью, с какой приучали мальчиков к простоте и чистоте выражения, учили их и песням, которые возбуждали храбрость и стремление к великим делам, изображая строгим и сильным языком славу людей, погибших за отечество, и позор трусов. Плутарх оставил нам следующий пример, как в праздничных песнях, в которых участвовали и хоры мальчиков, выражалось торжество добродетели и храбрости; при празднествах старики, взрослые мужчины и мальчики составляли три хора; хор стариков начинал:

И мы были некогда юношами, полными силы и мужества; хор взрослых мужчин отвечал:

А мы теперь таковы! Испытай, если есть охота; затем пели мальчики:

Мы же будем еще храбрее.

В Спарте искусства войны соединены были с искусствами муз; по словам спартанского поэта Алькмана, стали смело отвечают там сладкие звуки лютни; там процветает, говорит Пиндар, мудрость стариков, вместе со смелым копьем, хороводом, песнями и празднествами молодых. Перед сражением царь приносил жертвы музам, а войско наряжалось, как к празднику.

Строгая дисциплина, которой подчинена была молодежь, распространялась и на взрослых. Никто не должен был жить по собственному выбору и желанию, каждый спартанец обязан был вести предписанный образ жизни и во всех своих действиях следовать правилу, что он принадлежит не самому себе, а отечеству. Спартанец составлял кое-что лишь в связи со всеми гражданами; свободное образование, выше всеобщего уровня, было недозволенно и недоступно спартанцу. Это была односторонность жизни, отрезывавшая отдельным гражданам возможность всякого высшего духовного направления, вследствие чего весь народ отстал позже от свободного духовного развития прочих греков. Кроме того, учреждения Ликурга, принуждавшие спартанцев жить постоянно вместе вне дома, почти совершенно уничтожили в Спарте семейную жизнь, источник стольких прекрасных добродетелей, убежище более мягких сердечных чувств.

Весь государственный строй и предписанный государством образ жизни, какие существовали в позднейшие века в Спарте, приписываемы были спартанцами и другими греками законодательству Ликурга. Но не подлежит сомнению, что ему приписаны были некоторые позднейшие учреждения и некоторые более ранние учреждения, лежавшие в основе древних дорических нравов и жизни, существовавшие и до Ликурга. Многое разумелось само собой; так, например, мнимое запрещение Ликурга повиноваться писаным законам: во время Ликурга греки едва начинали употреблять письмо. Запрещение золотой и серебряной монеты также едва ли принадлежит Ликургу, потому что еще долго после Ликурга золото и серебро были редкостью у греков. Тут мы опять встречаемся со стремлением греков приписывать вещи, далеко лежащие друг от друга, одному блестящему имени.

Кроме законодательства, Ликургу приписывают еще одно очень важное деяние; вместе с Ифитом, царем Элиды, потомком Оксида, он возобновил Олимпийские игры, которые праздновались в Олимпии у Алфея, у святилища Олимпийского Зевса. Здесь, по преданию, Геркулес, родоначальник спартанских царей, после победы над Авгием, принес жертву Зевсу и устроил первое бегание взапуски. Ликург заключил с Ифитом договор (в 780 году до P. X.), по которому элеяне и спартанцы должны были каждые четыре года приносить вместе жертвы Олимпийскому Зевсу и праздновать игры; в продолжение этих празднеств во всем Пелопоннесе оружие должно было находиться в покое, а Элида, как священная страна, не должна была никогда подвергаться вторжениям и опустошениям. Этот договор, вырезанный на медном круге кругообразными строками и тщательно сохранявшийся элеянами в Олимпии, положил начало мирному соединению пелопоннесян к организованной жизни и свидетельствует о дружеском сближении между эолическим и дорическим племенем Пелопоннеса. Но этим договором Спарта выступила как бы представительницей всего дорического племени и присвоила себе право, как основательница договора, блюсти за государственными отношениями Пелопоннеса.

По окончании законодательства и достаточном укреплении новых учреждений, так что они могли держаться собственной силой, Ликург захотел — насколько это возможно человеческому предвидению — передать свое дело в неизменном и непреложном состоянии потомству.

С этой целью он созвал общее собрание и объявил, что город имеет уже в достаточной мере большую часть того, что ему нужно для счастья и нравственного преуспеяния, но он не может сообщить им самого важного, не спросив предварительно Дельфийского бога; он предложил им оставаться при введенных законах и ничего не изменять в них, пока он не возвратится из Дельф, — тогда он поступит по воле бога. Все согласились на это и обещали ему — цари, советники и все граждане — священной клятвой верно сохранять введенные учреждения до его возвращения.

Реконструкция археологического ансамбля Дельф

Он отправился в Дельфы и спросил там бога, хороши ли его законы и могут ли они сделать Спарту счастливой и добродетельной. Бог отвечал, что Спарта при учреждениях Ликурга будет всегда в высокой чести. Ликург послал это предсказание в Спарту, затем он простился с друзьями и сыном и навсегда удалился из отечества. По преданию, он добровольно умер голодной смертью в Кирре, гавани Дельф, или в Элиде, или наконец на острове Крит. Рассказывают, что жители Крита, у которых Ликург гостил, согласно с его приказанием, сожгли его труп и бросили золу в море, для того чтобы его соотечественники не могли счесть себя свободными от данной клятвы и изменить его учреждения, если его останки будут перенесены в Спарту. Он оставил единственного сына Антиора, умершего бездетным. Спартанцы почитали Ликурга, по его смерти, как бога; они выстроили ему храм и ежегодно приносили ему жертвы.

В продолжение 500 лет они оставались верными его законам и во все это время были сильны и счастливы.