Элвис Пресли. Безрассудная любовь - Питер Гуральник

что дело дойдет до драки. Для Элвиса единственным по — настоящему спокойным периодом в течение дня было время, когда он находился с бабушкой, которая никогда не судила его, ничего не требовала от него, называла его сынком и помнила каждый день его детства с ясностью и благоговением, которые обыкновенно встречаются в житиях святых.

Сразу после его прибытия в Германию наступил момент, когда казалось, что армия нарушает свое соглашение с Полковником Паркером, сводившееся к обязательству никоим образом не принуждать Элвиса к выступлениям. Полковник развернул широкомасштабную кампанию, пытаясь получить доступ к высокопоставленным армейским чинам в Вашингтоне, а затем убедить их, что пребывание Элвиса в армии в каком — либо ином качестве, кроме основного, будет не в интересах самой армии. Одновременно он внушал Элвису, что ему следует противиться любой такой затее, какой бы невинной она ни казалась на первый взгляд. Несмотря на это, редактор газеты «Арми таймс» в Европе Джон Уайнт обратился к Элвису и Вернону с предложением дать благотворительный рождественский концерт в помощь немецким сиротам, а после того, как Вернон объяснил, что он не уполномочен принимать или отвергать такое предложение, направил предложение Полковнику Паркеру. Даже Полковник запаниковал на мгновение, поскольку нажимали явно сверху, но он посоветовал Элвису не давать никаких обязательств и незамедлительно связался с высокопоставленным чином в Вашингтоне — Э. Дж. Коттрелом, заместителем главы информационного отдела в министерстве обороны, к которому он имел доступ. Он уведомил его, что это не только шло бы вразрез с уже выработанными договоренностями, но также и обернулось бы для армии большими расходами на обеспечение безопасности, которых не избежать в таком случае, — а если бы должные меры безопасности не были обеспечены, это очень плохо отразилось бы на репутации армии. Коттрел ответил в шутливом, но сочувственном тоне, и хотя эта история попала в газеты и продолжала всплывать в той или иной форме в течение нескольких недель, она, похоже, отражала не более чем идущую борьбу между государственным департаментом и армией за право распоряжаться рядовым Пресли, в исходе которой Полковник Паркер почти не сомневался.

Постепенно жизнь стала входить в накатанную колею. Поскольку Элвис вставал в 5.30 утра, остальные домочадцы тоже вставали в это время, хотя они, конечно, могли снова ложиться спать, как только в 6.30 он отбывал на базу в черном «Мерседесе», нанятом для того, чтобы возить его туда и обратно. Нередко он обедал дома и никогда не возвращался позже 6 часов вечера, за исключением пятницы, дня так называемой «солдатской вечеринки», когда они драили сортиры и мыли казарму, бывало до 10 часов, готовясь к утреннему субботнему смотру. По большей части это можно было считать настоящей работой; он учился ориентироваться по карте и компасу, готовясь к маневрам, и поддерживал в рабочем состоянии свой джип. И у него была девушка — ей было шестнадцать, но она выглядела старше — машинистка из электрической компании во Франкфурте, которая появилась вместе с фотографом как раз на следующий день после того, как семья Элвиса прибыла в Бад — Хомбург. Она ждала перед отелем до тех пор, пока не появился со своим отцом Элвис, и когда она подошла к нему под предлогом получения автографа, не только тот фотограф, которого она сопровождала, но и все другие фотографы, наводнившие отель, шумно потребовали, чтобы они поцеловались. Элвис с явной готовностью уступил их просьбе, и на следующий день газеты наперебой сообщали новость о «немецкой девушке» Элвиса Пресли, Маргит Буэргин. Ламар взял для него ее телефон, и он виделся с ней несколько раз. Она была милой девушкой, жила со своей матерью и каждый вечер должна была возвращаться домой. Иногда она даже приносила с собой на свидания свой маленький немецко — английский словарь.

По временам воспоминания о доме терзали так, что у него едва хватало сил терпеть. Он позвонил некоторым своим приятелям и рассказал им о том, как сильно он скучает по Мемфису, издеваясь над немецкими «цыпочками»; 15 октября он попросил отца позвонить домой и заказать побольше таблеток — стимуляторов в мемфисской аптеке, поскольку он слышал, что они хорошо помогают сбрасывать вес. Он написал несколько беззаботных писем девушкам, в которых признавался, что ему тяжело, но говорил об этом без особого драматизма. Только Аните Вуд он по — настоящему открыл то, что было у него на душе, хотя и не был вполне уверен в своих чувствах к ней.

Он знал, какими должны быть эти чувства. Газеты связали их имена воедино почти с того самого дня лета 1957 года, когда они познакомились, и он знал, что Анита, безусловно, ожидает, что рано или поздно они поженятся. В действительности в минуту отчаяния, перед самым отъездом, он даже говорил с ней о том, что она приедет навестить его, как только все утрясется. Теперь он писал ей, что она должна сохранять себя в чистоте и невинности, что он никогда не любил и никогда не будет любить в своей жизни так, как он любит ее, что он мечтает о том времени, когда они поженятся и заведут «маленького Элвиса». В другом письме к ней он назвал себя «одиноким маленьким мальчиком за 5000 миль от дома», отрицая тут же газетные истории о Маргит (названной в американской прессе Маргрит), и прибавил в стыдливом постскриптуме: «Ты никому этого не покажешь, хорошо?»

Но уже тогда, когда он писал эти письма и пытался передать в них свое ощущение одиночества и беспомощности, жизнь на самом деле стала выправляться. Он получил весточку от Джени Уилбанкс — девушки, с которой он познакомился на железнодорожной станции в Мемфисе, где сделал остановку эшелон с новобранцами по пути в бруклинский армейский терминал. Она сообщала, что собирается приехать на Рождество к дяде, служившему армейским капелланом в Германии, и не может дождаться того момента, когда снова увидит его. В свое первое увольнение на выходные в отеле появился его приятель с «Рэндала» Чарли Ходж и прекрасно вписался в коллектив. Элвис подбивал его рассказывать Вернону те же самые анекдоты, которые он рассказывал во время плавания через Атлантику, и его папа впервые, похоже, от души посмеялся с тех пор, как умерла мама. Реду и Ламару Чарли явно тоже понравился, и они все вместе пели старые вещи в традиции госпелов — а капелла или под аккомпанемент гитары, приобретенной Элвисом в его первое увольнение во Франкфурте, и несколько раз к ним присоединялся и Вернон.

Дни, предшествовавшие отбытию роты на маневры в