Похвала праздности. Скептические эссе - Бертран Рассел

о радостях жизни кто-нибудь ответит: «Меня радует механический труд; работая руками, я выполняю благороднейшее из человеческих предназначений, а еще мне нравится сознавать, что человек способен так сильно преобразить планету. Пусть порой я устаю и нуждаюсь в отдыхе, который пытаюсь провести как можно продуктивнее, однако по-настоящему счастлив я по утрам, когда возвращаюсь к радостному упорному труду». Никогда не слышал, чтобы работающие люди говорили нечто подобное. Для них работа – необходимое средство жизнеобеспечения. А те немногие удовольствия, которые они получают от жизни, приходятся на свободные от работы часы.

Мне возразят: как бы досуг ни радовал людей, им будет трудно придумать, чем его заполнить, работая всего четыре из двадцати четырех часов в сутки. К сожалению, это действительно бич нашего времени, однако такая проблема существовала не всегда. Раньше в жизни было место беспечности и игре, которое до некоторой степени вытеснил культ эффективности.

Современный человек считает, что все должно делаться с какой-то целью, а не просто так. Серьезно настроенные личности, например, осуждают привычку ходить в кино, уверяя нас, что кино толкает молодежь на преступления. При этом труд, вложенный в создание фильма, уважается, потому что это работа, которая к тому же приносит доход. Убеждение, что заниматься стоит исключительно тем, что приносит прибыль, перевернуло мир с ног на голову.

Торгующий вырезками мясник и выпекающий хлеб пекарь достойны похвалы, потому что зарабатывают деньги; а вот вы, с удовольствием поедая доставленную ими пищу, тратите время впустую – если только не едите с целью придать себе силы для работы. Вообще считается, что получать деньги – хорошо, а тратить – плохо. Что за абсурд! Ведь это две стороны любой сделки. С таким же успехом можно утверждать, что ключи – вещь хорошая, а замочные скважины – дурная. Ценность производства товаров должна целиком зависеть от того, какие преимущества дает их потребление. В нашем обществе каждый человек работает ради выгоды, однако социальная ценность его труда определяется потреблением того, что произведено. Именно этот разрыв между личной и общественной ценностью так путает людей, особенно в мире, где единственным стимулом производства является получение прибыли. Мы слишком много внимания уделяем производству и совсем мало – потреблению. В результате мы перестали ценить простые удовольствия и судить о продукции по тому, насколько она радует потребителя.

Предлагая сократить рабочий день до четырех часов, я не подразумеваю, что высвободившееся время нужно растрачивать впустую. Я говорю лишь о том, что четырехчасовой работы должно хватать на обеспечение элементарных жизненных нужд и потребностей, а остальное время можно использовать по своему усмотрению. Значительная роль в таком обществе должна уделяться образованию, которое следует продолжать дольше, чем принято сейчас, и направлять на развитие вкуса к осмысленному проведению досуга. Я не имею в виду исключительно занятия для «интеллектуалов». Например, народные танцы практически исчезли отовсюду, кроме каких-то отдаленных поселений, а ведь тяга к таким танцам в людях наверняка сохранилась. Развлечения городского населения в основном перешли в разряд пассивного потребления: люди ходят в кино и на футбольные матчи, слушают радио и тому подобное. Это объясняется тем, что вся их активная энергия уходит в работу; будь у них больше досуга, они вспомнили бы об удовольствиях, в которых можно активно участвовать.

Раньше существовал малочисленный праздный класс и многочисленный класс тружеников. Бездельники наслаждались преимуществами, которым не было оправдания с точки зрения социальной справедливости, и в результате превратились в бездушных угнетателей, изобретающих разные теории для обоснования своего привилегированного положения. Все это значительно подпортило их репутацию, однако именно праздному классу мы почти всецело обязаны тем, что подразумеваем под цивилизацией. Именно они развили науки и искусства, им принадлежат книги, философские учения и социальный этикет. Даже борьба за освобождение угнетенных обычно начиналась сверху. Без праздного класса человечество никогда бы не вышло из первобытного состояния.

И все же праздный класс, не имеющий никаких обязанностей, вел крайне расточительный образ жизни. Никто из его представителей не привык усердствовать, и вся эта прослойка в целом особенным интеллектом не отличалась. Среди них мог случайно появиться Дарвин, но на него приходились десятки тысяч провинциалов, которые в жизни не задумывались над чем-то более интеллектуальным, чем охота на лис и наказание браконьеров. Теперь же университеты, по идее, должны систематически производить то, что праздный класс выдавал случайно как побочный продукт. Это большой прогресс, хотя и тут не обходится без недостатков.

Университетская жизнь настолько далека от жизни в реальном мире, что люди, вращающиеся в академических кругах, мало представляют себе чаяния и заботы обыкновенных мужчин и женщин. К тому же они привыкли выражаться таким образом, что их мнения не оказывают на широкую общественность должного влияния. Другой недостаток в том, что учеба в университете строго упорядочена, а следовательно, нестандартно мыслящий индивид, скорее всего, не найдет поддержки для продолжения своих исследований. Так что академические институты при всей их полезности нельзя считать адекватными стражами интересов цивилизации, если за их стенами ни у кого нет времени на неприбыльные занятия.

В мире, где никого не принуждают работать более четырех часов в день, люди, одержимые научным любопытством, смогут его удовлетворить, художники смогут рисовать без риска умереть с голоду, какими бы ни были их картины. Начинающим писателям не придется привлекать к себе внимание сенсационной халтурой ради экономической независимости, по достижении которой у них пропадут и желание, и способности затевать монументальный труд. Тот, кто в процессе своей профессиональной деятельности заинтересуется какими-либо аспектами экономики или управления, сможет развить свои идеи без риска типичной академической отрешенности от реальности, присущей работам университетских экономистов. У медицинских работников появится время следить за достижениями медицины, учителям не придется мыкаться с традиционными методами преподавания, которым их обучили в молодости и которые между тем, вероятно, устареют.

Самое же главное – на смену напряжению, усталости и несварению желудка придут радость и удовольствие от жизни. Умеренная работа будет вызывать не изнеможение, а лишь желание отдохнуть. Причем человек, не сильно уставший на работе, на досуге не будет предаваться лишь пассивным и бессодержательным развлечениям. По крайней мере один процент наверняка посвятит свободное от профессиональной деятельности время общественно важной работе; а раз в этих увлечениях не будет жизненной необходимости, то никто не станет ограничивать полет фантазии и не надо будет подстраиваться под стандарты, установленные признанными учеными мужами.

Преимущества увеличенного досуга проявятся во всем, не только в этих исключительных случаях. Обыкновенные мужчины и женщины, получив возможность жить счастливо, подобреют, станут менее требовательными и менее враждебными. Желание воевать отомрет отчасти по этой причине, а